Далекие Шатры

Агенты Каваньяри доложили, что кабульские войска полны решимости отомстить за захват Али-Масджида и Пейварского ущелья и что они уже насчитывают семь тысяч кавалеристов и двенадцать тысяч пехотинцев плюс шестьдесят орудий. Эти и другие подобные сведения не вызывали особого доверия, поскольку сообщались туземными информаторами, склонными к домыслам и преувеличениям. Но Уиграм Бэтти получил частное письмо за подписью некоего Акбара, подтверждающего данную информацию. Автор письма также утверждал, что даже племена, считающиеся дружелюбными, начинают волноваться и проникаться враждой к британцам и афридии повсеместно задают вопрос: почему сейчас, когда Шир Али умер, индийское правительство по-прежнему держит свою армию в Афганистане и строит укрепления и казармы в их стране? Значит ли это, что англичане не собираются выполнять обещаний, данных афганскому народу в начале войны?

«…И я бы настойчиво посоветовал, – писал Акбар, – сделать все возможное, чтобы убедить тупоголовых начальников, что сейчас не время позволять топографической службе без конца посылать сюда своих работников для составления карт местности: это лишь усиливает враждебные настроения и подтверждает широко распространенное подозрение, что англичане намерены захватить весь Афганистан. Как тебе известно, патаны ненавидят топографов лютой ненавистью и считают, что повсюду, куда правительство их посылает, в скором времени появляется британская армия. Ради бога, попробуй убедить их прекратить это дело».

Уиграм сделал все возможное, но ничего не добился.

Мистер Скотт и его помощник подверглись яростному нападению, когда набрасывали план местности в горах. Четверо из их охраны были убиты, остальные двое ранены. А через три недели Уолли оказался участником аналогичного инцидента, когда он с отрядом кавалеристов Корпуса разведчиков и солдат 45-го сикхского полка получил приказ сопровождать очередную топографическую группу. Разъяренные деревенские жители снова напали на картографов, и командир сикхов получил смертельное ранение.

– Жаль Барклая, – сказал Уиграм. – Он был славным парнем.

– Одним из лучших, – согласился Уолли. – И почему-то его смерть кажется напрасной. Погибни он в настоящем бою, это было бы легче пережить. Но чтобы так! – Он в сердцах пнул ни в чем не повинную сапожную колодку, отлетевшую к противоположной стенке палатки, и мгновение спустя с горечью добавил: – Здесь и без того достаточно сложная ситуация, и совершенно незачем умышленно настраивать против себя местных жителей, появляясь в глухих уголках с планшетами, компасами и теодолитами и у них на глазах рисуя подробные карты их родных деревень. Аш прав: делать такое сейчас – чистое безумие. Ты больше не получал от него известий?

– С тех пор – нет. Думаю, ему очень непросто пересылать письма. Кроме того, он наверняка понимает: отправляя послание, он каждый раз подвергается риску, что его выдадут афганцам или шантажом вытянут из него все наличные деньги в качестве платы за молчание. И вообще, никто не может поручиться, что письмо дойдет по назначению.

– Да, пожалуй. Страшно хочется увидеться с ним. Уже прошло столько времени, и я ужасно по нему соскучился… и тревожусь за него. Я все думаю, каково это – жить одному и постоянно находиться в бегах в этой проклятой стране, неделя за неделей, месяц за месяцем, ясно понимая, что первый же неверный шаг станет последним в твоей жизни. Просто не представляю, как он может так жить. Я бы не смог!

– Я тоже, – спокойно произнес Уиграм. – Видит бог, я не большой любитель ходить в атаку, но, будь у меня выбор, я предпочел бы принять участие в полудюжине полномасштабных сражений, чем работать тайным агентом на вражеской территории. Человек зачастую испытывает сильный страх перед боем – я вот всегда испытываю, – но работа разведчика требует отваги иного рода – отшельнического, хладнокровного мужества, каким большинство из нас не обладает. В то же время не следует забывать, что большинство из нас не являются хамелеонами в человеческом обличье и что Аштон отличается от всех нас способностью думать на пушту. Или на хинди – в зависимости от того, где он находится в данный момент. Порой я задаюсь вопросом, думает ли он и видит ли сны на английском. Довольно редко, полагаю.

Отвернувшись, Уолли рывком откинул палаточный полог и устремил взгляд на горы, окружающие Джелалабад, темные на фоне темнеющего неба. Разбушевавшийся мартовский ветер трепал его волосы и кружил по палатке, сотрясая парусиновые стены и сметая со стола бумаги.

– Может, он сейчас где-нибудь поблизости, смотрит на нас вон с тех гор?

– Вряд ли, – сказал Уиграм. – Вероятно, он сейчас в Кабуле. О!.. Судя по плеску воды, мне набирают ванну, первую за много дней. Ужасы службы в военное время. Ладно, увидимся за ужином.

Но предположение Уолли оказалось ближе к истине, чем предположение Уиграма: на самом деле Аш находился в деревушке Фатехабад, менее чем в двадцати милях от Джелалабада.