— Чанцин, у меня плохое предчувствие… Что мне делать теперь, когда тебя больше нет рядом?
Он невольно задался вопросом, станет ли в мире спокойнее без Знаков чести? Или без Долины призраков, Кристальной брони, Тяньчуана…
- - - - -
Следующее утро встретило их свежими трупами.
С рассветом пришла весть о девяти мертвецах, разложенных вокруг начертанного кровью слова «призрак» у ворот поместья Гао. Широкое, не менее трёх чжанов,[186]
кольцо из человеческих тел перекрывало целую улицу. В толпе шептались, что жуткий иероглиф появился именно там, где накануне показательно пытали пленного призрака.Когда Чжоу Цзышу проскользнул к месту происшествия, большинство покойников уже опознали. Призрачное братство проявило беспристрастность, и все крупные школы удостоились «внимания» в равной мере: каждая потеряла по одному человеку разного пола, возраста, статуса и пути совершенствования.
Одним из убитых был ученик Гао Чуна. При жизни этот несчастный не произвёл на Чжоу Цзышу впечатления — парнишка не был столь харизматичен, как Дэн Куань. Скромный, немного замкнутый тихоня, который помогал гостям и изъяснялся скупыми фразами. Узнав о случившемся, Гао Сяолянь лишилась чувств от потрясения. У Железного Судьи не было времени утешить ненаглядную дочь, и он поручил её заботам старшего ученика, а сам занялся осмотром тел вместе с настоятелем Ци Му.
У одного покойника красовалась на шее шёлковая удавка, другого прикончили ударом ладони, третьему выпустили кровь, четвёртого порубили на куски… Все погибли от разных причин.
— Призраки хребта Цинчжу выползли из логова, — вздохнул кто-то совсем рядом.
Чжоу Цзышу обернулся и узнал Е Байи. Было удивительно приметить на его фарфоровом лице лёгкую печаль — ученик Монаха сразу стал похож на статую Гуаньинь.[187]
— Как вы сказали? — рефлекторно переспросил Чжоу Цзышу.
Е Байи бросил на него беглый взгляд и осведомился со своей обычной невозмутимостью:
— Ты оглох?
Чжоу Цзышу отвернулся, чтобы избежать дальнейших оскорблений. Но тут Е Байи покровительственно положил руку ему на плечо и произнёс:
— Прогуляемся сегодня вечером. Нужно кое-что обсудить.
Таким тоном Чжоу Цзышу разговаривал с Чжан Чэнлином. Не стоило обращать внимания на Е Байи, пока тот не научится хорошим манерам, но, вопреки доводам разума, Чжоу Цзышу коротко кивнул. А кивнув, мигом пожалел, что не может открутить свою дурную голову. Был и другой выход — вместо самоистязания прибить ученика Древнего Монаха. Чжоу Цзышу всерьёз размышлял, какой вариант принесёт ему больше удовлетворения, когда из толпы раздалось:
— Почему расправились именно с этими людьми? Каждый из нас публично обвинил Долину призраков! Каждого такое нападение застало бы врасплох! Так почему жертвами стали всего несколько адептов великих школ? Призраки не настолько глупы, чтобы объявить войну всему улиню! Кто-нибудь может объяснить, почему они так поступили? Или нам что-то недоговаривают?
Услышав это, Гао Чун встал во весь рост. Изнурённый и безутешный, он слегка пошатнулся. Дэн Куань бросился вперёд, чтобы поддержать Железного Судью под руку, но тот отмахнулся от помощи.
Обведя глазами возмущённых представителей пострадавших школ, Гао Чун медленно повернулся к группе сомневающихся, что продолжали возбуждённо шептаться. Пристальный тяжёлый взгляд героя Гао утихомирил и тех, и других. Теперь все воззрились на человека, который за последние десятилетия стал живой легендой улиня. И каждый различил его глухой шёпот:
— Это кровный долг.
Гао Чун опустил голову и долго смотрел на тела, прежде чем его голос разнёсся подобно раскатам грома:
— Это кровный долг! Долг, который призраки обязаны отдать клану Гао. Долг перед каждой школой, перед всем цзянху… Кровный долг, который они должны каждому праведному человеку в Поднебесной!
Гао Чун судорожно перевёл дыхание. Рядом настоятель Ци Му пробормотал «Амитабха», прикрыл глаза и начал перебирать чётки, вполголоса читая мантры за усопших. Дэн Куань беспокойно поглядывал на своего пожилого наставника. Он был готов подхватить его в любую секунду, но сдерживался из страха проявить неуважение.
В глазах Гао Чуна стояли слезы. Он указал на убитого молодого человека из клана Гао.
— Мой ученик… был сиротой. Он пришёл к нам ребёнком, и мы приняли его в семью. Его звали Гао Хуэй. Он был застенчив и мало разговаривал, поэтому другие дети дразнили его старым затворником…
Губы Гао Чуна дёрнулись в провальной попытке улыбнуться. Ученицы клана Гао уже рыдали в голос. Немного помолчав, Гао Чун продолжил: