Читаем Далекий след императора полностью

Да, Иван Данилович сильно болен. Приход Феогноста как-то оживил его. Он даже поднялся. Митрополит подложил ему под спину подушку.

   — Что, пора? — глухо звучит его голос.

Он сильно изменился. Щёки провалились, выпячивая скулы, глаза ввалились.

   — Лежи, князь, лежи! — митрополит положил ему на грудь руку.

   — Не князь я, владыка, а инок Ананий, — тихо проговорил Иван Данилович.

   — Так-то оно так, — митрополит присел на краешек лежака и взял его руку. Она была холодна. Ты, Иоанн Данилович, — опустив его руку, он поднял свою и продолжил: — князь... великий князь всея Руси. Ты первый на всю Русь. Таким и останешься навек.

Иван Данилович улыбнулся. Глаза его засветились радостью.

   — Ну, — митрополит поднялся, — мне, великий князь всея Руси, пора.

   — Может, и я с тобой? — Иван Данилович отбросил пуховый укрыватель, обнажив худые восковые ноги.

   — Лежи, князь, лежи! — митрополит вновь укрыл Ивана Даниловича, — с силами собирайся. Авось на утренней службе встретимся. Дай бог тебе скорее поправиться! — он перекрестил князя и, чуть сгорбившись, пошёл к двери.

Князь Андрей Пожарский, несмотря на то что они с Дарьей, любимой своей женой, были на пасхальном богослужении, пошли и на утреннюю службу. Вначале на неё засобирался князь Андрей один. Ему очень хотелось, и он на это сильно надеялся, увидеть заболевшего так неожиданно Ивана Даниловича. Расспрашивать кого-то о состоянии здоровья князя не хотел, послать кого-нибудь из служек Андрей не решался. Ещё напутают чего. А вот взглянуть хотя бы одним глазком на человека, который так хорошо его встретил, очень хотелось. А прийти к нему вот так, посмотреть... не допускала скромность. Он мало ещё знал этого человека. Но Дарьюшка не захотела от него отставать. Им удалось пройти вперёд, и они остановились вблизи клироса. В церкви было тихо. Только какой-то дьячок тонким голоском читал ирмос[17].

И вдруг церковь ожила:

   — Он! Он!

Да! То шёл Иван Данилович. Рядом шёл, придерживая его, какой-то моложавый, похожий на князя, человек. Кто-то невдалеке от Андрея сказал своему соседу:

   — Княжич Семён.

Андрей усмехнулся: что же он сам не догадался? Уж более года жил в Москве, родился сын Василий, а он не знает наследника. Кого судить за это? Великого князя, что не приглашал к себе? Он часто болел. Не до этого. Да и хозяйство у самого Пожарского отнимало много времени. Андрей не заметил, как дьячка сменил священник в епитрахили. Обратил внимание, что заунывное пение дьячка вдруг заменилось сильным, с подъёмом, голосом. Священник был средних лет, с чёрной окладистой бородой и моложавым лицом. Он часто поглядывал в сторону князя, и каждый раз после этого в его голосе возвышалась нотка радостного ощущения не только праздничного события.

Поглядывая на великого князя, Пожарский заметил, что его сын довольно часто смотрит в их сторону. Но вскоре Семён Иванович куда-то исчез, оставив князя одного. Пожарскому показалось, что тот не очень уверенно держится на ногах, и шепнул жене:

   — Я отойду.

И стал осторожно проталкиваться к Ивану Даниловичу. Он вовремя оказался рядом. Великий князь узнал его и, виновато улыбнувшись, взял его руку. Андрей помог ему выйти на улицу. Там, глянув на его лицо, он ни о чём спрашивать не стал, а обхватив его за талию, повёл домой.

Войдя на княжеский двор, Пожарский был удивлён, что тот забит народом.

   — Что им здесь надо? — невольно вырвалось у него.

Иван Данилович болезненно улыбнулся. И вдруг раздались голоса:

   — Калита! Калита!

Андрей понял и улыбнулся. На крыльцо уже вывалила дворня, встречать князя. Взойдя на крылец, князь отдышался и, повернувшись к ним, тихо сказал:

   — Сейчас!

Услышать его могли только рядом стоящие. И, повернувшись к основной массе, несколько голосов крикнуло:

   — Будет!

Иван Данилович Пожарского не отпустил. Приказал одному из служек принести мешок, и он попробовал было, как раньше б, сам раскидать деньгу. Но силы были не те, и он, виновато взглянув на Пожарского, сказал:

   — Пособи!

Пока князь Андрей помогал Калите, служба в церкви подошла к концу. Поблагодарив Пожарского за помощь, великий князь пообещал, что как только он почувствует себя лучше, они обязательно встретятся. Андрей, ещё раз поздравив Ивана Даниловича с Воскресением Христовым, поспешил к церкви. Из неё уже выходил народ. Подходя ближе, он увидел, как кто-то облапал его жену и, приговаривая: «Христос Воскресе», целовал её. Та пыталась вырваться, но мужчина, видать, был сильным человеком, и ей не удавалось освободиться. Словно орёл, налетел он на нахала, схватил за плечо и с силой рванул к себе. И какое его было удивление, когда перед ним оказался... Семён.

   — Княжич! — скрипнув зубами, прорычал Андрей.

Тому не приходилось встречаться с тем, чтобы кто-то мог позволить себе так с ним обойтись. Кровь ударила в голову.

   — Да! Княжич! А что? — с вызовом бросил он.

Трудно сказать, что могло произойти между ними, если бы не верный боярин Василий Кочева. Он встал между ними.

Перейти на страницу:

Все книги серии Во славу Отечества

Далекий след императора
Далекий след императора

В этом динамичном, захватывающем повествовании известный писатель-историк Юрий Торубаров обращается к далёкому прошлому Московского княжества — смерти великого князя Ивана Калиты и началу правления его сына, князя Симеона. Драматические перипетии борьбы против Симеона объединившихся владимиро-московских князей, не желавших видеть его во главе Московии, обострение отношений с Великим княжеством Литовским, обратившимся к хану Золотой Орды за военной помощью против Москвы, а также неожиданная смерть любимой жены Анастасии — все эти события, и не только, составляют фабулу произведения.В своём новом романе Юрий Торубаров даст и оригинальную версию происхождения боярского рода Романовых, почти триста лет правивших величайшей империей мира!

Юрий Дмитриевич Торубаров

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза