Далекий выстрел

Леонид Павлович Семин Далекий выстрел

Куцый и тайна Каменного Зуба

Куцый… Так зовут его и взрослые, и дети. А ведь у этого человека есть имя: Леонтий Михайлович Тучин…

Каждый раз веселый бригадир овощеводов Митя Хвостиков, встретив его, посмеивается:

— Леонтий Михайлыч, когда перестанешь в деда играть? Ведь не на сцене же, экую бородищу-то отпустил! Ровесники мы, наверное, а глянь: я перед тобой, как мальчишка…

Он становится с Куцым рядом, словно собирается фотографироваться. Куцый сердится. А бригадиру весело:

— Сходи в парикмахерскую, на сто лет помолодеешь. А бороду нам в драмкружок отдай, для парика сгодится.

— Для ча? — угрюмо усмехается Куцый.

— Для парика, говорю, — охотно повторяет Митя.

— Зубоскал ты, Митрий. Я, почитай, постарше отца твоего буду, а ты ко мне в ровесники норовишь.

Митя спрашивает:

— Когда со своей берлогой за Черным озером расстанешься? Что там тебя держит, не пойму…

— Расстанусь. Погодь мал-маля… — неопределенно бормочет Куцый.

«Вжился в роль старика, — глядя на Куцего, думает Митя. — И словечки-то нарочно выкапывает: «для ча», «почитай», «мал-маля». А ведь не старый! Чего хитрит?..»

Бригадир знает, за что Тучина прозвали Куцым. На ногах у него нет пальцев. Одни говорят, будто обморозился он в немецком лагере, другие — будто отбывал Куцый наказание где-то на Севере…

Сидит иногда Куцый у костра, печет раков и рассказывает мальчишкам разные истории про войну. Любят его общество ребята. Он много знает. Любят и за характер. Идет ли Куцый с бреднем ловить карасей в мутных затопях, едет ли на лодке по быстрой Пырше с дорожкой за кормой или с переметами по сто крючков на каждом, попросись — возьмет с собой. А кого не катал он на своем стареньком мотоцикле?..

Знает эту доброту Куцего каждый в селе Тамборе. И бригадир знает. Но ему не нравится Куцый. Почему человек живет не в деревне, а где-то за далеким озером, словно отшельник?

— Ну, будь здоров, «дед», — смеется бригадир. — Мне надо спешить к своей капусте и огурцам, а тебе в парикмахерскую, сбривать гриву!..

— Можа и так, — нарочно по-стариковски шамкает Куцый и садится на мотоцикл.

Ему тоже пора. Далеко за деревней, за суходолами и болотами, за старыми и новыми лесными гарями, за длинным Черным озером стоит на самом юру над буйной Пыршей одинокий небольшой домишко. Ждет там Куцего его жена Параня. Целый час надо петлять и подпрыгивать на своем видавшем виды мотоцикле по плохой лесной дорожке, прежде, чем доберется Куцый до «хибары», как он сам называет свой ветхий домик. Доберется, остановится по привычке на скалистом берегу возле Каменного Зуба, долго и задумчиво будет смотреть вниз, на кипящие волны…

Никто, кроме Куцего, не знает, что находится на дне реки под Каменным Зубом — так зовут местные люди гранитный выступ в самой горловине Пырши. Куцый жил тут еще в те памятные дни, когда навигация по большой реке, в которую Пырша впадает, прекратилась, потому что внезапно был прорван фронт и гитлеровцы оседлали Малый перекат. Куцый работал тогда бакенщиком. Его будка стояла в десяти километрах от переката. Пришлось погрузить свое имущество в лодку и пробираться к Пырше, крутые, каменистые берега которой издавна славятся угрюмой непроходимостью. Немецким танкам хода там не могло быть: единственный деревянный мост накануне взорвали. И самое важное: вся буйная Пырша скрывается в дремучих лесах. Надежное убежище переждать войну!..

Куцый знал, что неподалеку от взорванного моста есть рубленая сторожка. Она немногим больше обыкновенной железнодорожной будки стрелочника. В ней бакенщик и поселился. Но долго отсиживаться в глухих местах не довелось. Пришли и туда фашисты. Они построили через Пыршу новый деревянный мост…

…Да, никто, кроме Куцего, не знает, что находится на дне реки под Каменным Зубом.

* * *

Наконец началось настоящее лето. Вот уже который день солнце так жарит — нет от него никакого спасения. Все живое прячется. Комары, недавно донимавшие, вдруг пропали. Птицы исчезли. Не слышно даже чириканья воробьев. Сидят на земле, распустив крылья и раскрыв клювы, куры. Не вылезают из воды гуси и утки. Собаки лежат в тени у домов, высунув длинные красные языки. На песчаном плесе, словно не живое, прижухло стадо овец. В воде стоят коровы. Все замерло.

— Ну и жара-а!.. — говорят в Тамборе.

— Пропадет урожай. Все пропадет пропадом, — вещает Куцый, сидя на берегу Пырши. Он изредка пошевеливает палкой в костре, переворачивает раков, которые не допеклись еще, вышвыривает из огня тех, которые хорошо покраснели. Возле Куцего гурьбой расположились дети. Они следят за его ленивыми движениями, слушают его разговоры. Это — тамборские малыши.