Далеко ли до Сайгатки?

«Варечка, здравствуй!

Это пишу тебе я, Наташина подруга Катя, которую вы все раньше звали Тумбой, по поручению Марии Николаевны и твоей сестры Наташи и по собственному. Они совершенно сбились с ног, а сейчас побежали на вокзал насчёт пропусков и билетов и ещё к нам в госпиталь. Ну так вот: мы числа так двадцать пятого или двадцать восьмого декабря выезжаем к вам в Сайгатку — Наташка, я и ещё один ваш знакомый, коллектор или не знаю кто (я позабыла) из геологической партии у Бориса Матвеевича. Его зовут Анатолий Иванович, Толя. Он младший лейтенант, Наташка тебе про него писала, что лежит в нашей палате. А теперь поправляется, и ему дали отпуск, а нас с Наташкой поручили отвезти его к вам. Ты, наверное, меня совсем позабыла, а я помню, как мы все вместе разбирали на чердаке тот чертёж с шурфами или как они называются (я позабыла), а потом Ольга Васильевна рассказывала про охотника и тот ножик. И ещё тогда приходил за Вадимом Сергей Никанорович, я всё про него знаю, Варечка, у меня тоже больше нету мамы, потому я про это и пишу.

Ну так вот: Мария Николаевна велела написать, что Наташа пробудет у вас в Сайгатке так числа до десятого, потому что теперь фашистов от Москвы отогнали и уже скоро начнут учиться, как протопят школы. А меня записали к Ольге Васильевне в интернат. Письмо тебе передаст один человек, он едет сегодня неожиданно к вам, представитель из РОНО, или МОНО, или ФОНО (я не поняла) по интернатам, потому и пишу я, а не они сами. Вот и всё. Крепко тебя обнимаю и до скорого свиданья. Вот будет здорово, когда увидимся! А ещё позабыла тебе сказать, что у Мухи народились новые щенки. Как приедем — про всё расскажем.

Подруга твоей сестры Наташи — Катя Воробьёва».

Зимним утром

Варя встала и отряхнула снег.

В лесу было тихо, ни одна ветка не шевелилась. На поляну вдруг выскочил заяц. Он сел на снег, поджал лапу и, шевеля носом, понюхал воздух. Потом поводил длинными ушами, пригнул их и стреканул в кусты. С ветки посыпался лёгкий белый пух.

— Козёл, Мамай, сюда идите!

— Идём!..

Зелёные ёлки, сомкнувшись вокруг поляны, слушали их молодые голоса.

— Эх, вот эта хороша!

Опустив точёные, чёткие от снега ветки, перед ними стояла ёлка, светясь на солнце.

— Такую и рубить жалко! Давайте ещё поищем? Надо, где одна другой расти мешают, в густоте.

Андрей вскинул на плечо топор. Нетронутый снег голубел под соснами. Ребята были на лыжах. Лыжи приглаживали снег, оставляя за собой три пары ровных следов.

— Ой, смотрите, кто это?

Со ствола пихты, пригнув круглую головку, на них смотрел маленький пушистый зверёк.

— Белка. Не боится… Фью, черноглазая!

Она скользнула по коре и исчезла. Андрей и Варя тронулись дальше.

— Меня обождите! — Мамай догонял их, за ним волочились по снегу на длинной верёвке опрокинутые сани.

— Эх ты, кверху ногами везёшь…

— Которую будем рубить?

— Все жалко.

Сверху, задевая ветки, свалилась шишка и стоймя воткнулась в сугроб.

— Значит, вот эту. — Андрей бросил топор, снял лыжи. Сразу почти по колено провалился в снег.

— Помочь? — крикнула Варя.

— Нет, вылезу.

Он стоял около пышно-зелёной ёлки. Присел, бережно отодвинул тесные ветки соседних ёлок. По лесу тонко, замирая в чаще, пронёсся чей-то крик:

— Я-а-а…

— Кричат, кажись?

— Нет, кому же? — Варя прислушалась.

Андрей выпрямился, скинул рукавицы, поплевал на руки и поднял топор:

— Раз, два, взяли!