Далеко от Москвы

— Вы говорите: «Задыхаюсь. Не поспеваю за временем, разменял талант на медяки. Не выполнил клятву юности — остыл, угасла инерция движения...» Верно ли, Кузьма Кузьмич? Это превосходно, что вы самого себя судите так свирепо — значит, совсем не склонны почить на лаврах и благодушествовать... Но не наговорили ль вы в запальчивости напраслины? Мы, молодые инженеры, всегда знали Тополева как крупного советского строителя и в нем видели пример для подражания. Этот Тополев умер, что ли? Что с ним случилось? —Алексей заметил, что резкие жесты выдают его волнение, и немедленно сунул руки в карманы полушубка. — И я тоже по-своему давал клятву юности — может быть, так же трогательно и забавно. У меня, знаете, была составлена даже собственная пятилетка — учебы, работы, всяких достижений. С тех пор прошло лет десять. За это время я понял: многое складывается не так, как я предполагал... Ведь то, что вы назвали клятвой юности — это же некий чудесный тезис. Жизнь вносит поправки в наши схемы и тезисы. И хорошо! Нельзя же втиснуть ее как школьное расписание в деревянную рамку. Важно только не забыть этой своей клятвы, этой своей собственной пятилетки — среди сложностей и неожиданных испытаний жизни!..

Алексей говорил возбужденно, Тополев тепло и не без удивления смотрел на его похорошевшее лицо.

— Давайте разберемся, в чем разница между нами. Вы говорили что-то о новом и старом человеке, о Моцарте и Сальери и еще о многих предметах. Только не надо, Кузьма Кузьмич, сбиваться на мелкий и устаревший разговор о старых и новых специалистах. По-моему, разница у нас только в возрасте и привычках, в остальном мы одинаковые хозяева. Привычки, надо думать, — дело второстепенное. Вот с возрастом положение серьезней, вы в невыгодном положении. Сердце, мышцы, желудок — они поизносились. В этом пункте я могу лишь выразить вам сочувствие. — Алексей улыбнулся добро и весело. Тополев провел рукой по усам и тоже улыбнулся — впервые в присутствии Ковшова. — Преклонный возраст! Ну что же, ведь и мне в конце концов предстоит нечто подобное. Мы — инженеры, и уж кто-кто, а мы-то с вами доподлинно знаем: ничто не служит вечно. Стоит ли делать круглые глаза, если в сердце появится шумок и врач объявит артериосклероз?.. О старости, конечно, неприятно думать. Но разве помеха — ваш преклонный возраст? Нет! Не тот стар, кому стукнуло шестьдесят, а тот, кто скис в тридцать. А вы же не такой! Я слишком хорошо представляю себе вас в минуты, когда вы работаете с вдохновением. Вдохновение и опыт, ваш опыт — те самые драгоценные миллионы мелочей, о которых вы говорили...

— Позвольте мне, Алеша, -— поднялся старик, с тревогой глядя на дверь, за которой шумели голоса.

— Не позволю! У меня есть еще один вопрос к вам... Все сказанное вами о недостатке опыта у нас, о повышенной требовательности к себе — справедливо. Говорите об этом чаще и резче. Каждый из нас, молодых, поймет ваши претензии и не обидится на них. Но вы сегодня должны иметь основания, чтобы так разговаривать с нами — и отсюда мой к вам вопрос...

Телефон все-таки зазвонил. Алексей, не обращая на него внимания, смотрел на Тополева уже без улыбки, строго и взыскательно.

— Какой вопрос хотите вы задать, Алексей Николаевич? — волнуясь, спросил старик и даже привстал со стула.

— Да, хотел и хочу, — подчеркнуто сказал Алексей. — Я должен знать: какой же в итоге практический вывод сделали вы для себя? Чего ждать от вас?

Тополев обошел стол и, приблизившись к Алексею вплотную, положил ему руки на плечи.

— Голубчик, я тоскую по настоящему делу и хочу наверстать упущенное. Я теперь, кажется, вышел из тупика, в который попал. Взвалите на меня столько работы, чтобы я согнулся под ее тяжестью. Помогите мне, наконец, войти в ритм жизни.

Алексей обрадовался, хотя и ждал этих слов. Он крепко стиснул руку старика.

Опять затрещал телефон. В кабинет вбежала запыхавшаяся Муза Филипповна.

— Алексей Николаевич, главный инженер сердится. Он говорит, что пора идти к товарищу Батманову.

Алексей начал торопливо собирать бумаги со стола.

— Ох, попадет мне от Беридзе: не готова записка. Но я доволен, очень доволен!

Он бросился вслед за выбежавшей секретаршей, Тополев задержал его. Старик достал из папки аккуратно подшитую стопку бумаги, испещренную четким округлым почерком.

— Я в одиночестве много раздумывал над возможным способом рытья траншеи в проливе. По-моему, у нас есть подходящий выход: траншею делать взрывами. У меня был когда-то похожий случай, правда, в малом масштабе. Захватите с собой записку, в дополнение к своему докладу. Это, так сказать, мой пай в товарищество.

Алексей на пороге перелистал записку. Еще не вникнув в подробности, он чутьем инженера понял, что в его руках, кажется, именно то, чего не хватало в проекте.

В коридоре послышался дробный стук каблуков Музы Филипповны, она опять бежала. Алексей заглянул Кузьме Кузьмичу в глаза, притянул его к себе, звонко поцеловал в обвисшие, по-домашнему пахнущие табаком усы и выскочил за дверь.