Однажды Лелюх, возвращаясь домой с ночной работы, увидел на перекрестке толпу около столба, которая возбужденно что-то
обсуждала. Лелюх подошел и протиснулся в центр толпы.
На снегу, около столба, лежал маленький, смерзшийся комочек
в пальтишке, из которого торчали дырявые валенки, а с другого конца
маленькая обледеневшая головка, от рук остались обглоданные кости.
Что случилось? - заинтересовался Лелюх.
Это мой колеш Саска. Калточки потелял. Боялся домой итти,вот и замелс. Мы его от собак отбили - объяснил "друг", держа на поводке
ездовую лохматую собаку, которая тянулась к замерзшему мальчику.
Карточки потерял! Семью голодной оставил! Сам виноват! Хотя,
конечно, жаль мальца, но если рассмотреть с политической точки зрения - что там какой-то пацан, когда люди гибнут в борьбе с фашизмом, а победа без потерь не бывает. Нас двести миллионов и
не все погибнут, и не все умрут. Несмотря на потери и трудности,
мы победим. Расходитесь и не митингуйте, не время. Война. Где мать
пацана? Пусть своего неслуха забирает - проводил агитацию краснощекий, пожилой мужик в армейской шубе, в шапке-ушанке и
добротных валенках.
Козел-провокатор, не провоцируй людей, не спекулируй войной -
не выдержал Лелюх.
Ты, поджаренный, у меня сын энкэвэдэшник, а я сексот. Я тебя в тюрягу спрячу. Век тебе свободы не видать - пообещал сексот.
Морду нажрал! Кому война, а кому мать родная! За спинами наших
мужиков прячешься! - закричали женщины, ибо подвернулся случай -
зло жизни, из-за житейских неурядиц, выплеснуть на сексота, как на козла отпущения.
Да это бунт! Митинги запрещены! Расходитесь, а то вызову подкрепление. Я из ЧЕКА! - проявил бдительность и инициативу
самозваный чекист.
Покажи удостоверение! - потребовал Лелюх и начал проталкиваться
к самозванцу.
В это время прибежала женщина, закутанная в цыганскую шаль, так,
что видны только глаза да курносый нос.
Где он? - спросила она.
Люди молча расступились перед ней. Женщина подошла к замерзшему ребенку, несколько минут рассматривала его и, когда узнала сына, закатилась душераздирающим криком так, что побежал холодок по спинам и, захлебнувшись в крике, с открытым ртом, содрала с головы шаль и стала на себе рвать волосы клочьями.
Две женщины подбежали к ней и, схватив за руки, попытались уговорить, но несчастная мать, оттолкнув подружек, нагнулась к ребенку, подняла его и стала целовать обледеневшее лицо.
Бунт! Расходись! - не по уму,"ляпнул" чекист и зло толпы обрушилось
на него. Люди,воя, стали терзать его.
Сначала он отбивался, угрожающе матерился, и это сильнее ядрило толпу, а позднее, жалостливо завыл, как ослабевший пес в голодной упряжке, которого, согласно закону-выживает сильнейший, стая решила съесть. Он уже лежал, распластавшись на снегу, покрытом пятнами крови, а толпа, в дикой ярости, рычала и каждый бил чем попадя, и пинал ногами.
Лелюх, несмотря на то, что за свою жизнь повидал смертей и крови,
возмутился дикостью толпы и, чтобы не быть свидетелем, побежал домой, упал на колени перед иконой и молился до тех пор, пока
успокоились нервы.
Сынок, не принимай к сердцу несправедливость, ибо человек правит над человеком во вред ему, и не соревнуй злу - наставляла мама.
Лелюх старался придерживаться этого библейского завета, но когда
сдавали нервы, забывался, а потом отмаливал грехи около иконы
в молитвах. Таким способом снимал стресс.
Вечером Лелюх пришел кочегарить в магазин. Завмаг Октябрина Иосифовна и продавщица Люба эмоционально чесали языки о чрезвычайном происшествии, уже прозваным "Бабьим бунтом",
которое взбудоражило население города и поползли слухи: одни
сенсационней других. Конечно, любопытная Люба спросила Лелюха
о "бунте", но тот, вспомнив зуботычину от смершника Белова, отмазался - "А оно мне нужно?"
Через два дня, при большом стечении народа, город провожал в последний путь заслуженного чекиста, погибшего на боевом посту,
свихнувшегося на почве пыток и по этой причине уволенного из органов, ветерана ЧЕКА, который общался с самим Дзержинским.
Играл духовой оркестр, присутствовала рота почетного караула,
провозглашались лозунги и клятвы: Разоблачить и отомстить
врагам народа всех мастей.
Не прошло и девяти дней, после похорон, зажиревшие от безделья разные компетентные органы, обрадовшись возможности, поднять свой авторитет среди населения и "нагнать холода", доказать, что не зря лопают американскую тушенку и сало и, заодно продвинуться по службе, развернули широкомасштабную борьбу/вся наша жизнь борьба/ с надуманными врагами народа. И Иван подписал на Петра,
а Петр зацарапал анонимку на соседа и пошла цепная реакция, и получилось: сегодня враг ты, а завтра я.
От дикости, от крайней нужды, бацилла подозрительности распространилась до эпидемии и первыми ее жертвами оказались
портовики, потому что жили лучше остального населения и этим
вызывали зависть, а завистник слеп и глух в своей зависти.
Они завалили особистов анонимками, мол капитан порта и лоцманы
японские шпионы и даже нашлись свидетели шпионажа, якобы
лоцманы проводили японские суда за лесом аж до Маго еще до