Далеко от войны

войны и выдавали им тайну фарватера. Вспомнили и старшин

рыболовных судов, которые ловили и сдавали рыбу в японские

концессии на Нижнем Амуре и Сахалине. От такой информации

у местных чекистов "поехала крыша" и начались репрессии,

но прилетел на самолете какой-то инкогнито из Хабаровска,

который произвел чистку: освободил всех арестованных портовиков,

потому что если бы не сделал этого, навигация на Амуре сорвалась.

Оказалось, что снятый начальник местного НКВД специально репрессировал портовиков, чтобы сорвать навигацию/сам признался/,

а еще украл тонны муки/вот куда он ее дел в закрытом городе?/ и

от этого трудности в городе с хлебом, и до начала завоза придется

затянуть пояса. Точнее: бывший начальник НКВД из-за просчетов

бюрократической системы, стал козлом отпущения и пошел паровозом в преступлениях, совершенных по головотяпству чинуш.

Мало по малу шпионские страсти в городе отошли на второй план,

потому что в межсезонье заканчивались запасы муки и картофеля на базе. Особенно были дефицитны лук и чеснок. За хлебом выстравались

очереди. Каждый очередник записывал номер на ладони, но все же

были скандалы и выяснения - кто за кем стоит - и даже случались убийства.Выживали сильнейшие.

За то, портовики не испытывали никаких трудностей. На территории

порта находились склады и хранилища набитые продовольствием

под потолки, да и пекарня была своя. Завмаг Октябрина Иосифовна

не имела права отфактуровать излишек городу. Почему?

Этот вопрос Лелюх задал завмагу. Она ответила: "Такая система,

а ты не вздумай шлепнуть губой кому-нибудь."

Знаю, знаю - согласился он, вспомнив зуботычину от смершника

Белова.

Особенно, на складах скопилось много американской тушенки.

Причина в стандартах: американская тушенка была больше нашей

и не "влазила" в норму по карточке. Почти каждый месяц на

складах перебирали: тушенку, сахар в кубиках, галеты.

Испорченное списывали на корм собакам, а такие как я, ели

подмороженную, сладкую картошку, даже без заправки.

Мало того, чтобы показать на складах меньший остаток/а то в

следующую навигацию привезут меньше/,торгаши наловчились

списывать. Так на базаре появлялись: американская тушенка, сахар и

галеты, но уже по коммерческой цене.

Такие выживут и скажут: вот при Сталине мы жили лучше, - думал

Лелюх. А чем он может помочь людям? Набрал слипшейся карамели

и раздал детям. И тут же подозрение: где спер? почему такой добрый?

"Эх вы,совки!Сами себя гробите", - подумал Лелюх и больше

благотворительностью не занимался.

Между тем, весна брала свое. Побежали ручьи, зашевелился лед на

Амуре. У Лелюха появилось свободное время и, чтобы не заснуть, стал брать подшивку газеты "Красная звезда" из красного уголка. Старался, между строк, узнать истинное положение на фронтах.

Однажды, прочитав приказ о единоначалии, воспрял духом.

По этому приказу, командир батальона подчиняется только командиру полка-и точка, а разные болеющие, но ни за что не отвечающие - на

второй план.

Давно бы так! С этого нужно было начинать. Теперь он может послать

на три буквы комиссара и смершника любого ранга. Жировать будут,

подвиги себе приписывать, а после войны хвастать-мы победили-,

но и шут с ними, лишь бы не вставляли палки в колеса.

В этой же газете вычитал: союзнеческая авиация разбомбила Плоешти.

Название города было не знакомым для Лелюха и он зашел в красный

уголок, где висела карта Европы, на которой были приколоты флажки:

наши-красные, союзников-синие, а фашистов-черные.

Во, как обложили. Все! - обрадовался Лелюх.

На карте нашел румынский город - Плоешти.С полки взял учебник

географии и прочитал: Плоешти - центр нефтедобывающей и перерабатывающей промышленности.

Кто-кто, а Лелюх, на собственной шкуре, испытал, что такое танки,

штурмовики и бомбардировщики. Нефть - кровь техники.

Нет крови, и эти железные махины - металлолом. Вспомнил, как под

Москвой, танковое соединение фашистов, раздавив его комсомольский батальон, вдруг повернуло назад. Причина - мало топлива. Теперь Лелюх был уверен в победе.

Время - лучший лекарь: зарубцовываются физические и душевные раны. Лелюх, благодаря тому, что устроился в жизни лучше многих, чувствовал себя прекрасно и без эмоций анализировал начало войны, а поделиться своими выводами было не с кем и только после

окончания войны, нашел себе, в лице моего отчима, собеседника,

который прошел войну, с первого залпа до взятия Вены, на флоте.

Обменивались мнениями в мое отсутствие и, как правило, за бутылкой.

Но однажды я их "застукал". Вернувшись из школы,услышал:

Будет тридцать седьмой год - утверждал мой дядька Лелюх.

Нет, не будет, они же пережили его - не соглашался мой отчим.

Увидев меня,замолчали.

А что было в тридцать седьмом году? - заинтересовался я.

Если будешь держать язык за зубами, узнаешь - загадочно

ответил отчим.

Я не из павликов морозовых - сказал я.

Дядька и отчим рассмеялись.

Так начались уроки истории, участниками и свидетелями которой,

были мои предки.Она настолько отличалась от истории, которую проходил в школе, что сомневался в подлинности истории от