Далекое Близкое

– Я – ученый, молодой человек. Я был ученым дольше, чем вы вообще живете на свете. И опыт подсказывает мне, что всему этому есть разумное, не противоречащее физике объяснение. Должно быть, иначе события не могли бы происходить. И то, что я пока не нашел причины – для меня не проблема. Я не ударяюсь в мистику, потому что пока – только пока! – не могу понять, что именно происходит. «Не понимаю» – вовсе не значит «что-то странное».

– Но как искать ответ? С чего вообще начать?

– Так в этом суть нашей работы – задавать и задавать одни и те же вопросы, меняя формулировку, угол зрения, подбирая синонимы, пока не получим наконец ответ. Кропотливо. До победного.

Флегматик тем временем снова перебрался за любимые мониторы – отсматривать результаты проверки видео с камер, а Проф продолжал, и тон голоса ученого изрядно потеплел.

– Но даже если что-то и происходило бы совсем из ряда вон выходящее… Нельзя так все воспринимать, как ОТул. Больший вред приносят не обстоятельства – а наша реакция на них. В чем суть мистического взгляда на мир? Знаете? Представьте, что вас укусила оса, а вы вместо того, чтоб вытащить жало, бежите за ней, пытаетесь доказать, что вы вовсе не заслужили укус. А потом переживаете и пытаетесь понять, за какие грехи в прошлом сегодня вас ужалили. Не стоит. Укус – это всего лишь укус, ничего большего.

Все-таки, как же мне повезло работать с этим человеком. Он не просто умный, это больше похоже на мудрость. Не даром, Флегматик зовет шефа – лао ши – господин. Если бы не он – никакой бы экспедиции и вовсе не было. А ОТул не ценит, вот же идиот…

Мы немного помолчали, невольно снова уставившись на синее портмоне.

– Дело в том, – признался я, – есть одна штука, которая меня тревожит. Я просто не могу выкинуть ее из головы. Я узнаю левого на снимке, мне кажется, что я вижу какие-то отдельные… вспышки, его лицо, жесты…

– Мне тоже кажется, – кивнул не слишком уверенно ученый, – что я этого рыжего где-то видел. Смешно. А знаете, Микки, я ведь тоже снимок с собой ношу. Нда-с. Хотите?

– Конечно! – сунуть нос в личную жизнь начальника? – раньше и думать об этом нельзя было. А все полет…

Ученый запустил узловатые старческие пальцы в нагрудный карман, и на столе оказался винтажный снимок, не голограмма – самая настоящая фотография. Девушка на снимке улыбалась так, будто сегодня был самый счастливый день в ее жизни, вокруг все залито солнцем – а за спиной до самого горизонта лазурное бесконечное море. Наверняка управляемое самым красивым драконом. Я не мог разглядеть толком ни цвет глаз, ни волос – только улыбка и солнце. Ничего себе. Дочка что ли? Боже, надеюсь, это не его жена, иначе я тупо не переживу такой несправедливости мира. Но смотри-ка, а Профессору удалось сфотографировать Лето, как оно есть.

– Дочь, – улыбнулся ученый, развеивая мои подозрения, – Майя. Будет встречать, когда вернемся. Уверен, и через охрану проберется. Хочу, чтоб она мной гордилась. Я мог бы быть лучшим отцом… чаще быть рядом… но она никогда не обижается на меня. А еще знаете, подарила мне на день рождения картину – полутораметровый рентгеновский снимок розы. Будто бы цветок нарисован дымом и тончайшими лоскутами черного и белого шифона. Всегда что-то придумывает.

– Красивая, – промямлил я, просто чтоб что-то сказать – тот неловкий момент, когда твой начальник показывает тебе фотки родственников, а у тебя от вида его дочери внезапно дыхание перехватывает.

– Умная, – грустно кивнул ученый, – умнее меня. Жаль, что чем лучше средства связи, тем дальше мы друг от друга… Эх… А вы, кстати, что взяли? Кроме плеера с ужасным Вивальди, боже как вы это только эту «попсу» слушаете! – мы оба коротко хохотнули. – Что еще?

– Плакат в каюту на стену.

– Какой?

– Копию «Пестрой бабочки».

– О, самая знаменитая картина Малевича? Любите концептуальное искусство?

– Ее моя сестра нарисовала. Подарила на удачу.

Мне вдруг ужасно захотелось домой. Чтоб Олеська вилась вокруг, требуя посмотреть, идет ли ей дурацкая розовая кофточка. А Алинка подкалывает ее, как самый вредный подросток на свете. Они обе заводятся, и Марьяшка начинает заливисто хохотать, глядя на свару сестер. И все это поддерживает в отце, таком исхудавшем и бледном желание жить, и за собственную жизнь бороться. Там мое место. Как же я хочу домой.

– Ладно, что это я… – первым очнулся от каких-то собственных мыслей Проф. – Идите тоже спать, Микки, что-то я совсем…

– А оранжерея?..

– Завтра давайте, всем сейчас надо отдохнуть. И проверьте перед сном пульс и давление. Не забудьте. Не простой прыжок.

Исчез пожилой уставший человек, нервничающий, отчаянно скучающий по самому родному существу во всей вселенной. Остался шеф, «Ученый с большой буквы», которому нужно было «распоряжаться» и «заботиться о команде». Словно прорвался весенний ручей, журча побежал, искрясь в первых теплых лучах, да так потом и застыл снова ледяной дорожкой, как только солнце село.