Далекое Близкое

Но это – ерунда. Ничего не произошло. Совершенно ничего. Успокойся. Микки, ты взрослый человек, ты сам изучал, что такое страшные сны, целый семестр, тридцать шесть часов лекций. И кстати, тревожность, кошмары – это все тоже симптомы посттравмы… Система все проанализирует и найдет причину. А сейчас нужно открыть аптечку и выпить маленькую пухлую капсулу в белой желатиновой оболочке. Должно помочь.

Я вышел из каюты, осознавая со стыдом, что идти в центральную рубку – попросту боюсь. По-дурацки боюсь, будто мне пять лет, а отец просит зайти в темную кладовку за робопылесосом. Впрочем, альтернатива – и дальше оставаться в одиночестве, так что я двинулся по лестнице на нижнюю палубу. Очень хотелось сейчас увидеть ОТула. Что-то такое грубое и приземленное и нужно, чтоб развеять чертову мистику сна. Что-то – противоположное пустоте, плотное, материальное и надежное. Ругающееся сквозь зубы, размахивающее руками. Здоровенный такой, оживший кусок гранита.

Просто надо спуститься в отсек с его «шарманкой», откуда он почти и не выходит…

ОТул, сидевший на своей койке, состряпанной наскоро из двух откидных кресел, в тот момент меньше всего напоминал гранит. Лицо техника было бледнее луны, а по высокому мощному лбу катились градины пота. Голубые глаза помутнели и чуть не вылезали из орбит, а взгляд терялся где-то в бесконечности. И честное слово, мне вот нисколько не хотелось знать, какие видения проплывают сейчас перед внутренним взором ирландца.

– Эй? – «надеюсь, безопасно позвать его от входа в отсек…»

Простой возглас произвел оглушительное впечатление, почище взрыва. Техник вскочил на ноги, разом, рывком, словно бы сжатая до стона металлическая пружина распрямилась. А еще через один удар сердца – точно мне в голову полетел какой-то инструмент, тускло блеснувший в свете ламп.

Полетел и замер, пары сантиметров не дойдя до лица. А я, как полный идиот, даже не сделал попытки защититься, только застыл от неожиданности. Не лучшая инстинктивная реакция на внезапный источник опасности, но очень распространенная среди людей. Хорошо хотя бы не зажмурился при этом.

– Какого?! Нахрена так подкрадываешься? – орал ОТул, тряся металлическими клещами с мигающим диодом на ручке перед моим лицом.

Потом он швырнул инструмент на стол, и с размаху уселся обратно на свою импровизированную кровать, спрятав лицо в ладонях. Грохот отразился от кожухов, да так и завяз в ставшем плотным воздухе.

Наступила болезненная гнетущая тишина.

Только после этого ОТул снова поднял голову, и теперь разум постепенно возвращался в его взгляд. Вот только и пережитый ужас никуда не делся – спрятался в омуте расширенных зрачков, ушел на глубину и там затаился.

– Так… Ладно, извини, парень, это я не со зла. И ты как вообще? В порядке?

– Я-то в порядке. А ты?

– Да-а… – уголок рта непроизвольно дернулся, вероятно, подразумевалась попытка улыбнуться, а вышла перекошенная гримаса. – Хрень всякая снилась.

– Приснилась? – эхом переспросил я.

– Ну да… Но… А! Хорош, людям иногда снятся сны. Проехали. Ты сам сюда зачем?

– В смысле?

– Что хотел-то? – терпеливо повторил ирландец.

– В центральном отсеке никого не было, хотел посмотреть, кто где. Ну что все в порядке…

ОТул криво ухмыльнулся, похоже полностью взяв себя в руки. Словно это не он застывал в ужасе с вытаращенными ничего не видящими глазами минуту назад.

– Так. У нас тяжкий полет, понятно, что и снится паскудство всякое. Хрен с ним. Мы ж не бабы в конце концов, да? Пошли пожрем что ли? С ужина вон часа четыре прошло.

– «Дайте одного…» – пробубнил я себе под нос, вцепившись в поручень возле двери, потому что ноги внезапно отказались нормально держать далеко не тяжелое тело.

Тук-тук. Тук. Что-то глухо рвано застучало в двигательном отсеке, но в миг побледневший техник не обращал на непонятный звук никакого внимания, видимо, явление все же имело нормальную природу.

А потом скрюченные пальцы вцепились в ворот форменной белой куртки, натянув его так, что ткань сзади больно врезалась в мою шею.

– Что ты сказал? – прорычал ОТул, и я второй раз подряд увидел, как проступает на его лице – сквозь его лицо? – безумие, будто проявляющийся на бумаге олдскульный фотоснимок.

Он был близко-близко, так что я видел забитые черным поры. Это не грязь. Это крупицы, ничтожно малые крупицы Пустоты, которые прорастают в человеке. Через кожу, внутрь, извиваясь микроскопическими щупальцами…

– Я ничего… – ужалось с трудом прохрипеть.

Боже, только не смотри на эту дырявую кожу.

– Что! Ты! Нахрен! Сказал?!

Время растянулось, превратилось в вереницу отдельных мелькающих кадров – вот искаженное лицо ОТула, перекошенное, правый уголок рта оттянут вниз, будто животное рычит, и блестят в тусклом свете белые крепкие зубы. Волосы мокрые от пота – будто вздыбленная шерсть, а в глазах – ярость. Самое простое лекарство от страха. И самое глупое.

– Мне тоже приснился кошмар, – быстро заговорил я в попытке хоть как-то успокоить ирландца, – про Бездну там наверху. Сам же говоришь, прыжок, полет, и я…

– Какой кошмар?

– Да так, я…

– Ну?!