Далекое близкое

Мое описание выходит очень тенденциозным, как будто бы я способен хвалить только свое, русское. Я начинаю усиленно припоминать, что произвело на меня хоть какое-нибудь впечатление, — и, разумеется, не могло не быть прекрасных произведений и у иностранцев. Картина Деланса^[472], декоративное панно для коммерческого трибунала в Париже: в 1258 году старшина купцов сопровождает синдикат корпорации к Этьену Буало для редакции книги о ремеслах. Вещь эта сочинена свежо и натурально, написана широко, смело до необыкновенной виртуозности, лица типичны, выразительны. Жаль только, что художник, вероятно, считал своею обязанностью, для общего впечатления декорации залы, держать в картине самые слабые, акварельные тона. Картина и теперь уже имеет вид линялой акварели. Какая ошибка бояться силы красок для декоративной живописи! Не боялись этого Рафаэль, Микель-Анджело, Перуджино, Пинтуриккио, Массачио, Гирландайо и создали какие чудесные вещи! И теперь еще перед ними никто не жалуется на силу красок. А вещи Пинтуриккио даже с наклеенными рельефными предметами из золота сохранились, как сейчас написаны, в библиотеке кафедраля^[473] в Сиене, и это производит очаровательный эффект, несмотря даже на грубую яркость красок и резкость контуров^[474].

Гвоздем выставки Марсова поля, если уже необходим гвоздь по парижским нравам, считаются две вещи: «Дорога креста» — Голгофа, куда несет свой крест Христос, сопровождаемый современными нам людьми, Ж. Беро; другая — «Все умерло» бельгийца Л. Фредерика.

С легкой руки немецкого художника Уде много теперь появляется картин, где Христос присутствует в обществе теперешних людей. Ж. Беро уже не первый раз сводит Христа в обстановку нашего времени. На нынешней его картине публика разделена на два лагеря. С левой стороны буржуа всяких состояний выражают Христу свою ненависть жестами, криками и поднятием камней на великого страдальца. Справа, напротив, — коленопреклоненные, со сложенными благоговейно, по-католически руками, ждут его благословения. Готовые под венец жених с невестой, израненный солдат, удрученный бедняк составляют совсем особую сцену в картинке г. Беро^[475], — надо сказать, картинке лубочной, тенденциозной и совсем не художественной. Не видно в ней ни искренности, ни таланта. Ловкий расчет на массу делает свое дело. Художник весьма оборотистый человек: кому не нравится это моральное направление религиозного характера! Рядом стоит его картина совсем другого пошиба: перед лежащим на пригорке молодым человеком в шляпе и пиджаке, курящем беззаботно папироску, дефилируют прямо по воздуху, даже без облаков, современные девы разных характеров и положений: аристократка с лорнетом, гризетка с улыбкой, канканерша с закинутой на небо ногой и так далее, до простых разносчиц и служанок. Все эти девицы в современных костюмах. А если это не по вкусу иному зрителю, то рядом стоит маленький портретик старичка писателя (Armand Silvestre), курящего и осененного по плечам двумя голенькими музами. Эта картинка написана особенно старательно. Есть и еще три портрета, уже без всяких претензий и такой же маленькой величины.

Другой гвоздь — порождение влияний сумасшедшего бельгийца Виртца^[476]. Л. Фредерик^[477] своей картиной «Все умерло» совсем напоминает брюссельский музей этого непризнанного гения. Те же коричневые контуры, та же масса голых тел, только с более тщательной выпиской и с большей индивидуализированностью субъектов — детей, женщин, мужчин. Картина бледна, пестра и стара по приему. Но, всмотревшись и попривыкнув к массе задавленных мертвых тел с кровавыми подтеками и лужами крови, начинаешь различать раскаленную лаву, плывущую сверху, падающие и давящие людей каменья, раскаленные огнем облака. Посреди дыма и огня ветхий деньми бог Саваоф в отчаянии схватывает рукой свою седую голову. Внизу, справа, только одна молодая фигура — так же, как и все прочие, мертвая — одета в черную мантию духовного покроя, на ней лежит брошенный меч…