Следующий раскат грома услышал и черноволосый подросток; он поднял глаза к небу и остановился, отстав от толпы еще на несколько шагов. На юном лице выразилось недоумение; он смахнул что-то с носа - будто муху отогнал, а затем, с тем же недоумением уставился на ладонь. Толпа отошла уже шагов на десять, но он больше не помнил о ней. Все его внимание занимала крохотная желтая капля, которая, будто живая, двигалась по коже и заставляла ее пузыриться и дымить рыжими искрами; он даже не чувствовал боли - просто не мог поверить, что такое возможно!
А затем пошел дождь. И множество маленьких капель обрушились с неба и застучали по неказистой броне и одежде, проникая сквозь них и впитываясь в кожу. Подросток захрипел и замахал руками; его факел упал на землю, но продолжил гореть даже под кислотным дождем. Мальчишка сорвался с места и побежал к домам.
За его спиной раздавались крики повстанцев, которые наконец достигли ограды и теперь ломились в ворота. Они проклинали стражников, которые все еще неподвижно стояли на местах. Но внезапно факелы осветили две ближайшие фигуры, и повстанцы различили манекенов, наскоро обшитых броней. Оказывается, киборги не охраняли границу! Лидер трущобников победно закричал и махнул в сторону моста, который теперь преграждала только ограда. Он уже занес руки, чтобы перебраться на ту сторону, как вдруг его боевой клич оборвался - туча, которая до этого двигалась от центра кварда, наконец достигла толпы.
Трущобники отшатнулись от границы дождя, наткнулись на задние ряды и, толкая и валя собратьев, прижались к воротам. Туча надвигалась на них. Но плененные и загнанные в угол, они не могли вырваться. В реке огня становились все больше прорех - факелы гасли один за одним, и вскоре на темной площадке поблескивали только капли, мерно спадающие на слабо сопротивляющиеся тела.
Мимо нашего окна пробежал черноволосый подросток; в секундной тишине я расслышала громкий всхлип и быстрые шлепающие шаги. Он бежал без оглядки, и я последовала его примеру - слезла с подоконника и вернулась на свой матрац в углу у дверей.
Восстание не продлилось и десяти минут. И теперь все было кончено.
Стянув с плеч пиджак, я легла и накрылась с головой.
Глава 22
- Они знали! Их предупредили! - шипел Сашка.
Я не понимала, где я и что происходит.
- Похоже на то, - отозвался отец.
Я оторвала голову от матраца и с трудом разлепила слепленные веки, которые будто заросли коркой. Наверно я плакала даже во сне.
Моя подавленность никого не удивила - каждый справлялся с горем по-своему, Сашка бесился, папа чертил, мама плакала, отвернувшись к стене. На меня же напала спасительная апатия - теперь мне было все равно, я не хотела думать ни о чем и ни о ком, не сейчас, не сегодня. Пусть уйдут все мысли, какие бы они не были!
Все произошло настолько быстро, что увиденное не могло уложиться в моей голове. Вопреки желанию, в сознании возникали уверенные речи Дариана, старания Рика, наш визит к семье Полевых - столько усилий, а хватило меньше получаса, чтобы все подавить...
Нет, не могу больше думать!
Я снова откинулась на матрац и отвернулась к стене. Спать. Спать, пока все не кончится!
Что самое страшное в неудавшейся революции? Зачистка следов. Я узнала об этом два дня спустя, когда заставила себя выглянуть в окно, площадка уже была пуста - тела унесли, Лаборатория устроила дезинфицирующий дождь и никаких следов попытки прорыва не осталось. Все вошло в круги своя, будто ничего не было.
А что сделали с выжившими? С их семьями? Их тоже отравили кислотой или они в тюрьмах? - думала я и не испытывала при этом почти никаких чувств, апатия еще не ослабила своих объятий и только в ней было мое спасение, пусть и временное. Я просто хотела знать, что с ними случилось. Но ни объявлений, ни приказов нам слышно не было, киборги стояли на страже как всегда и в том же количестве. Что изменилось? Пожалуй, только цвет земли, с буро-черного она стала светлой и рассыпчатой, как лимонная кислота.
На третий день тишины, отец оторвался от чертежей и предложил Сашке пройтись. Я апатично напялила пиджак, чтобы идти с ними, но меня остановили у входа, и перед моим лицом заперли дверь. Я пожала плечами и села прямо на пол. Вот я и стала мебелью. Ха-ха.
Не знаю, сколько бы еще продолжался мой ступор, если бы мама от души не шлепнула меня по щеке. А потом еще раз и еще, пока я не разрыдалась, и мы с ней не обнялись. Не решись она на это, я бы, наверное, провела остаток жизни в отключенном состоянии.
- Прости меня, - пробормотала я, уткнувшись маме в шею.
- Тише-тише, маленькая моя, - повторяла она и гладила меня по голове.
Боже, не будь здесь моих родных, я бы просто не выжила! Что я без них? Забавная неумеха, которой в голову иногда приходят полезные мысли?