– Да, кто там? – жалобным тембром.
– Шкедт. Слушайте, если еще слишком рано, я потом приду…
Зазвенела цепочка.
– Нет-нет. Все нормально. – Дверь открыла миссис Ричардс в зеленом банном халате.
– А что, все спят? Я не понял, что так рано.
– Все нормально, – повторила миссис Ричардс. – Около восьми где-то. – И зевнула. – Хотите кофе?
– Да, спасибо. Можно я в ванную? – И шагнул мимо, не успела она завершить сонный кивок. – А вы знаете, что у вас в почтовом ящике письмо? Авиапочта.
– Я думала, ящики сломаны.
– Ваш цел. – Он остановился, уже взявшись за косяк двери в ванную. – И в нем письмо.
– Ох батюшки!
Уже намылившись и собравшись бриться, он распознал в ее голосе отчаяние.
Едва он сел, Джун в синих брюках и розовом свитере с вышитой маргариткой у ворота поставила на стол полные чашки кофе.
– Доброе утро.
– Разбудил?
– Я была у себя. Я тут раньше всех поднимаюсь. Чем занимался?
– Да ничем. С утра, перед тем как прийти, переписал стихотворение, которое вечером сочинил.
– Прочти мне?
– Нет.
Она как будто расстроилась.
– Я бы, наверно, тоже не захотела никому читать то, что написала.
Он прихлебывал, держа чашку обеими руками.
– Достаточно крепкий? – уточнила миссис Ричардс из кухонных дверей. – У меня тут банка растворимого.
– Нормально. – Черный кофе болтался в опустошенной сердцевине рта, теряя жар.
– А Бобби уже встал? – спросила миссис Ричардс уже из кухни.
– Я слышала, как он там ходит. А папа?
– Дай отцу поспать, солнышко. У него вчера был тяжелый день.
Джун спросила:
– Хочешь еще кофе?
Он потряс головой, и от этого горечь расползлась по ее желтым волосам, по цветам в латунных горшках, по пластмассовым ручкам шнура зеленых штор. Он улыбнулся и все проглотил.
Квартира 19-Б была открыта, заброшена и совершенно обыкновенна:
В кухне техника, на краю ванны коврик, постели не заправлены. И ни одной книги. Ну, зато здесь поселится мебель. Ножки мягкого кресла заревели в коридоре. Вот дурак, подумал он в отголосках. Надо было спросить, куда им всю эту мебель деть. Блядь!.. Наклонил кресло, чтобы пролезло в дверь.
Кресло ревело; матрас тахты шшшшшипел на боку. Шкедт прислонил его к цветастому дивану и пошел назад за гардеробом.
Раскрылись двери обоих лифтов. Из одного вышел ветер, из другого – мистер Ричардс.
– О, здрасте. Я подумал, надо заглянуть перед уходом. – Галстук его, суровый и индиго, нырял в камвольные лацканы. – А куда вы деваете этот хлам?
Шкедт пошаркал ногами по сандалии и по виниловой плитке.
– Я… ну, я в соседнюю квартиру перетаскиваю.
Мистер Ричардс прошел мимо, заглянул в 19-Б.
– Особой разницы нет. – Оглянулся. – Да?
Они вместе зашли в 19-А.
– Я думаю, к вечеру все вынесу, мистер Ричардс. – Тот не возразил, и Шкедта попустило. – Потом все помою, полы и остальное. Будет красиво. Ей понравится. Я хорошо сделаю.
Мистер Ричардс нахмурился на дохлые лампочки.
– Если хотите, могу все снести в подвал. – Он расслабился и потому предложил, зная, что предложение отклонят.
– Только если вы хотите. – Мистер Ричардс вздохнул и вошел. Туфли кордовской кожи заскрипели по битому стеклу. Он опустил взгляд. – Не вижу нужды. Тащить все это в подвал. Я даже не знаю, что у нас там в подвале. – Не шевельнув ногой, он оглядел оставшуюся мебель. – Ей понравится. Да. – Вынул руку из кармана. – Надели бы вы другую сандалию, юноша. Ногу изрежете к чертям.
– Да, сэр.
Мистер Ричардс отступил от куч мусора, покачал головой.
– Мистер Ричардс?..
– Знаете, я вот думаю… – Мистер Ричардс пощупал воротник на толстой шее; некогда он, пожалуй, был человек грузный. – Переезд пойдет нам на пользу? На пользу Мэри? Вы как думаете? Вы ей, знаете, понравились. Это хорошо. Я все гадал, кого Эдна к нам пришлет. У нее бывают чудные друзья. И насчет вас я гадал, пока не разглядел под грязью. Но вы вроде приятный пацан. Вы как считаете?
– У вас внизу диковатые соседи.
– Думаете, если переехать сюда – поможет?
Он хотел было упрекнуть: мол, вы думаете, что нет. Но пожал плечами.
– Вы как думаете? Скажите. Мне сказать можно. Мы все в таком положении, что надо себя
– Почему вы остались в городе?
– Вы полагаете, она уедет? Нет уж, мы живем здесь; она не сможет. – И тут застрявший в нем вздох болезненно вырвался наружу. Мистер Ричардс поднес руки к ремню. – Знаете, в этом доме мне почти мерещится, будто все ненастоящее. Или очень тонкая скорлупа.
Хотелось поморщиться. Но Шкедт воздержался.