Лето 1966 года было очень жарким. Это было лето поп-музыки, «Пинк Флойд» и их психоделических световых шоу, хиппи и пацифизма. Я читала «Властелина колец» Толкиена и иллюстрировала сказки фейри. Я увешала свою квартирку плакатами и безделушками, выбросила кровать и оставила на полу только матрас, покрытый ковриками и подушечками, над всем этим я разместила вышитые шали, образовывавшие альков, внутри закрытый от любопытных глаз их длинной бахромой. Я кадила в помещении ароматическими травами и слушала музыку вместе с друзьями, которые никогда не упускали возможности принести на наши сборища гашиш, чтобы выкурить обязательное «наргиле». Обманчивый дым гашиша превращал нашу конуру во дворец «Тысячи и одной ночи». Испания, Дали и его минеральная вода, способная заменить любой наркотик, злая Гала — все это было так далеко от меня. Мы были «неформалами»
— авангардом нового общества. Дали со своим греческим искусством и мифологией казался мне теперь безнадежно устаревшим. Он звонил мне время от времени, и все для того, чтобы похвастаться: «Я нарисовал необыкновенного ангела» или «моя новая теория произведет революцию в законах физики». Казалось, он удивлялся, как я вообще могу жить на свете и не помышлять о его персоне.
Где-то в конце сентября он пригласил меня присоединиться к нему в Барселоне, Гала уехала позже, чем было предусмотрено. Было время праздника Merced, весь город был в возбуждении. Шофер из «Рица» ждал меня уже в аэропорту, и, едва я оказалась у дверей отеля, Дали выбежал мне навстречу. Он снова стал светским Дали: костюм, рубашка с жабо и галстук. Дали сопровождал его кузен Гонсало Серраклара, приятный мужчина, лоб которого пересекал большой шрам. Он обратился ко мне на чистейшем французском языке. Но Дали удалил кузена одним жестом и повел меня через холл прямо во двор.
— Нужно, чтобы вы увидели глицинию, — сказал он.
Эта глициния, как и все глицинии мира, образовывала нечто вроде сетки из сиреневых кистей. В соответствующее время года. Но сейчас был не сезон.
Кроме глицинии, я получила право на fashion show его «большого друга кутюрье Пертегаса». Я должна была еще познакомиться с Матильдой, одной из его первых «жинест». Толпа разодетых дам у входа в салон, где должен был состояться показ мод, ясно дала мне понять, что нужно переодеться. Дали объявил мне, что моя спальня на первом этаже, рядом с его спальней. Две комнаты на деле разделялись только просторной гостиной, обставленной строгой мебелью и освещенной люстрами из старинного хрусталя. Я с восхищением обнаружила великолепную ванную с настоящей римской баней: украшенный мозаикой бассейн, наполнявшийся с помощью двух позолоченных кранов. К бассейну вели две ступеньки. Напротив кровати, над мраморным камином, висело зеркало, украшенное позолоченными гирляндами; софа была обтянута серым бархатом. Отель «Риц» был строже «Мериса», но такой же роскошный.
Я оделась в сиреневый бархат, положила на веки серые и сиреневые тени и спустилась к Дали, который с нетерпением ждал меня в холле отеля. Одним взглядом он оценил мой туалет и буквально потащил меня в салон. Там у него была абонирована ложа, в ложе сидели незнакомые мне люди. Манекенщицы были сильно накрашены, с тщательно продуманными прическами, очень нравившимися Дали. Платья, впрочем, были достаточно традиционными. Одно из них, длинное, серебристо-серое, украшенное розовыми бантами, ему напомнило инфанту Веласкеса.
— Оно бы вам пошло, — добавил он.
Я не представляла себя в таком виде, но промолчала. Появилось вечернее платье, пестрое, расшитое золотом и разноцветным жемчугом. Тогда он прошептал:
— Вот это я собираюсь купить для Галы. Она его, конечно, возненавидит, но будет носить, чтобы доставить мне удовольствие. Я люблю видеть Галу щеголихой, разубранной как королева!
В конце показа мод он подошел к седеющей толстенькой даме, которая работала у кутюрье: она повела Дали фотографироваться с понравившимися ему манекенщицами. Манекенщицы радостно встретили его появление. Он попивал сыворотку, позировал с удовольствием: поднятая трость и подведенные глаза, довольный тем, что он опять в центре внимания. Строить из себя звезду, даже на достаточно фривольных сборищах, было для него жизненно необходимо. Любезная дамочка вновь подвела его ко мне и пылко поблагодарила за приход. Дали болтал с ней, все время посматривая на меня и пощипывая за локоть, чтобы обратить мое внимание на то, что я никак не могла заметить. Когда она покинула салон, мэтр дал мне ключ к этой загадке:
— Это она! Это Матильда! Во время обеда я расскажу вам о моем романе с Матильдой-изменницей, как говорил Лорка.
Мы отправились обедать в «Виа Венето», один из тех розовых вульгарных ресторанов, которые любил Дали. Нас обслуживали официанты в розовых ливреях и с кружевными жабо, один другого услужливее. Такое низкопоклонство показалось мне просто невыносимым, и я в ярости стукнула каблуком по подушечке, положенной мне под ноги. Дали был в восторге: