— Я любила вас сегодня утром, элегантного и величественного, собиравшегося на встречу с главой государства, но сегодня вечером я вас не люблю.
На следующий день, когда мы покидали Мадрид, он преподнес мне маленькую книжечку. Это был «Дон Хуан Тенорио» с посвящением мне. Надпись на книге гласила: «Аманде ее омерзительный слуга. Дали». Был ли он на самом деле таким уж мазохистом? Он утверждал, что любит страдать, ревновать, исполнять мои капризы и мириться с моими вспышками плохого настроения. Однако я пыталась быть нежной и любезной с ним. Это был, конечно, плохой метод, потому что он сходил с ума от Галы, которая его без конца одергивала.
Перед отъездом в Барселону мы посетили королевский дворец и Дали купил мне традиционную черную юбку и сомбреро, гармонирующее с юбкой, но я не устояла перед маленькой трикотажной шапочкой, которую натянула на глаза. Она была бежевой и похожей на колпачок: я ее купила.
— Pio Nono! — вскричал Дали. — Вы не могли мне доставить большего удовольствия! Такой колпачок я носил ребенком в Фигерасе. Дайте мне вас обнять! Вы угадываете все мои желания, наверное, вы моя сестра, потому что мы думаем об одном и том же.
Pio Nono было на самом деле круглым печеньем, которого уже не делали. Я подумала, что оно должно было походить на пончик. В результате меня обязали носить Pio Nono все зимы напролет.
Я снова обрела Лондон и свои занятия живописью. Я копировала Бужуре и рассказала об этом Дали по телефону.
— Ах, Бужуре! — сказал он. — Я доволен, что вы обратились к традиционному искусству, но это очень трудно, вы знаете. Вам нужно работать и работать, если вы хотите научиться рисовать. Вы должны писать так «гиперреалистично», как это возможно. Копируйте фотографии! Я покажу вам последние произведения Ричарда Эстеса, американского художника, самого реалистичного из всех. Он тщательно копировал открытки и обложки журналов.
Я процитировала Дали Оскара Уайльда: «Великий художник не должен видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Если он начнет это делать, он перестанет быть художником».
— Одно другому не мешает, — возразил Дали, — даже когда рисуешь гиперреалистично, не видишь действительность такой, какая она есть. Благодаря художнику действительность преображается, его глаза вбирают в себя действительность и трансформируют ее, подобно тому, как искусство алхимии превращает грубые металлы в чистое золото.
Его телефонные счета, наверное, были астрономическими, потому что наши беседы длились бесконечно долго. Он звонил мне либо утром, лежа в кровати и переваривая завтрак (он называл это «переваривать breakfast», потому что в Нью-Йорке горничные из «Сан-Режиса» спрашивали его: «did you enjoy your breakfast, sir?»), либо после обеда из своей мастерской, чтобы рассказать мне о том, что он только что нарисовал или открыл. Поскольку он никогда не мог запомнить чей-либо номер телефона, мой номер набирала его горничная Маргарита. Она выучила это сочетание цифр наизусть.
Жизнь в Лондоне всегда была достаточно сумасшедшей. Я снялась для нескольких модных журналов, участвовала в нескольких показах моделей Оззи Кларка. По вечерам мы обедали с друзьями в клубе Аретуза, на Кингс Роуд. Потом мы шли танцевать на дискотеку «Трампс» на Жермин стрит. На меня смотрели как на плей-герл, которая думает только о развлечениях и меняет мужчин, как перчатки. Однажды вечером я до самого утра пила с Оззи Кларком и самым знаменитым футболистом того времени Джорджем Бестом. Джордж проводил меня домой. Я не поняла ни слова из того, что он мне говорил, и он в свою очередь был убежден в том, что я шведка. На следующий день весь дом строил тысячи предположений о том, что же именно произошло между мной и футболистом. Никто не хотел верить, что между нами ничего не было.
При всей моей ненависти к фанаткам, вызванной их мазохизмом и низкопоклонством по отношению к музыкантам, за которыми они следовали, как тени, — меня часто воспринимали как суперфанатку Дали, суперзвезды. Иногда, правда, меня называли музой. Я была обижена, но, в глубине души, я понимала, что меня можно было назвать суперфанаткой, потому я всюду сопровождала мэтра и терпела его причуды. Однако слово «терпела» мало соответствовало нашей ситуации, так как я была восхищена и очарована этой дружбой, благодаря которой мне так завидовали. Дружба с Дали, подобно страсти, изменила всю мою жизнь.
Глава 16