Дали туманные

- Что случилось-то, Василий Егорыч? - решился спросить Петрушин.

- Мамаи напали на Беличье. Все пожгли и порушили. Эти вот только и остались в живых...

- Мамаи... - покатилось по толпе. И женщины, еще не зная толком, кто такие мамаи, закричали пронзительно тонкими голосами.

- Все, кажется, - Борислав Балашов залез внутрь "мышонка".

- Нет, не все, - сказал Красноморов. - У нас еще в поддоне покойник. Распорядитесь, куда отнести, Иван Демьяныч, - обратился он к Петрушину.

Тот послушно кивнул и жестом подозвал двух подручных.

Толпа вновь заголосила.

- На площадь давайте! - крикнул Красноморов горожанам и занял место в машине.

- На площадь-то зачем? - полюбопытствовал Борислав.

- С народом объясниться надобно.

Городская площадь, где накануне хотели растерзать Красноморова, заполнялась людьми. Толпа росла. Из переулков выходили все новые и новые группы людей. Все молчали.

Красноморов перепрыгнул с брони "мышонка" прямо на помост, с которого еще не успели убрать клеть. На Василия уставились сотни глаз. Он понял, что каждое его слово будет воспринято как откровение.

- Горожане! - громко крикнул Красноморов, сознательно отбросив привычное обращение: "Господа". - Братья! Сестры! Все мы родня друг другу. Все мы люди одного большого поселения, над которым нависла страшная беда, каковую народу нашему еще не доводилось переживать. Захватчики из чужих земель, мамаи проклятые, сожгли все как есть Беличье. Не осталось там ни одного целого дома и ни одного живого хозяина, - Василию пришлось замолчать - его голос заглушили причитания.

- Несчастные поселенки в одну ночь лишились не только крова, но также и отцов, мужей, а некоторые и детей...

Женщины голосили и Красноморов снова вынужден был сделать паузу, на сей раз более длительную. Призывая к тишине, Василий поднял руку.

- Нам удалось разбить отряд мамаев. Но богу одному известно, сколько еще врагов, и быть может, более грозных готовится напасть на нас. Перед лицом этой опасности бледнеют и отходят в сторону наши домашние горести и тревоги. Не время сейчас копаться в том, кто погубил старого нашего главу господина Букреева. Не время и счеты сводить, - Василий понял, что нельзя лишать толпу иллюзий относительно собственных необычайных способностей. - То было преступление и главный виновник не ушел от возмездия. Нет больше Никиты Ванникова! И память о нем осталась черная. - Толпа охнула, голосившие бабы разом смолкли. Краем глаза Василий заметил пробиравшегося сквозь ряды Федьку Ворона с фотокамерой. Скорчив заговорщицкую рожу, Федька расставил прямо перед помостом треногу и нацелился объективом на Красноморова.

- Мы слишком много думали о своих делах и заботах, не отдавая себе отчета в том, что за быстротечной рекой Белкой да за дремучими лесами существует иной мир, таящий в себе грозные опасности. И люди там могут быть дикие и недобрые. Нельзя терять ни минуты! Горожане и селяне, способные носить оружие! Все, у кого правдами или не правдами - не время считаться - припрятана добытая из захоронок техника, призываю вас: защитите Город! Не допустим, чтобы поганые мамаи пожгли хотя бы один дом! Спасем от полона наших детей и женщин! Мужики! Сбор в три часа пополудни на этом месте. У кого есть - с оружием.

В толпе началось движение. Помост окружили. К Василию тянулись руки. Он на минуту опешил, но тут его выручил невесть откуда взявшийся Пимен со спрятанной в бороду улыбкой. Люди расступились и Василий увидел в руках у Пимена на белоснежном крахмальном полотенце с вышитыми красной нитью петухами огромный, словно по заказу свежеиспеченный каравай, на котором возвышалось блюдечко с перемолотой солью.

Василий обломил корочку и сжевал ее, обмакнув в соль. И тотчас пименовские племянницы в одинаковых шубейках и пуховых платках подхватили полотенце с хлебом и пошли сквозь людскую стену. К ним потянулись десятки рук - всем хотелось отведать этого огромного братского каравая. Полотенце с хлебом пошло по рукам. А Василий, будто выпотрошенный изнутри, привалился спиной к прутьям позорной клети. Казалось, про него забыли.

Из "мышонка" высунулся Борислав.

- Отдохнуть надобно, Василий Егорыч...

- В чаевню давай, потрапезничаем, Василий Егорыч, - радостно подхватил Пимен. - Гей, девки!..

В толпе прошелестело: "Простил... Простил..."

И хор голосов немедленно поддержал Пимена:

- И вправду отдохни, батюшка, Василий Егорыч...

- Досталось тебе, сердешному...

- Извести же хотели!..

- А тут еще эти... Как их?

- Мамаи проклятые...

- После, после, господа... - сказал Красноморов. - И тебе спасибо, Пимен. Потрапезничаем еще во славу, а теперь - за оружием!

18