Дальнее зрение. Из записных книжек (1896–1941)

Государство, – вообще социальная организация, – есть преобладание формы над содержанием, и в этом заключающаяся в них «жизнеразность». «Социальная» организация и обеспечение становятся нужною и в маленьком и в большом – там, где не хватает силы у нравственной личности, чтобы незаметно навести окружающих на свой путь. Мы знаем по опыту, что где есть сильная правительственная личность, гораздо быстрее и даже незаметно достигаются около нее те результаты, которые представляют такие хлопоты «социальным деятелям» с их формулами и «организациями».

Моя философия, моя «метафизика» в том, что, когда я себя вижу в зеркале, то знаю, что весь этот мой облик, нос, глаза, лоб, весь я – Божий, принадлежу Богу.

Другие философии, другие «метафизики» говорят, что нет, ты не Божий, а чей-то другой, принадлежишь какой-то другой, темной тайне. Но я прямо не хочу никому принадлежать, кроме Бога, и живу лишь – пока уверенность моя в принадлежности Богу не колеблется. На этом-то зиждется та с некоторой точки зрения удивительная твердость в вере в Бога «верующих» людей: я чувствую себя свободным убить себя сейчас же, как только будет ясно, что я раб какой-то темной тайны, так что и пред лицом этой последней я остаюсь свободным служителем своего Бога. А маленькие и большие подтверждения, что я принадлежу именно и непосредственно Богу, налагают на меня непосредственную (не холодно-формальную) обязанность продолжать эту жизнь, раз в ней говорит Господь: «Говори, Господи! Я буду слушать, потому что ты воодушевляешь меня».

Нравственная личность не есть то, что должна сделать

этика, а то, что она должна изучить; для этики это не ожидаемая впереди конструкция, а отправной факт опыта. Поэтому совершенно законна по своему настроению тенденция естественнонаучных умов – повернуть этическое исследование с отвлеченно-теоретического пути метафизиков на путь исследования конкретных нравственных фактов. Но тут эти «естественнонаучные» умы впадали до сих пор в специальные «теории», подводя то все факты обязательно под удовольствие (теория эвдемонизма), то не менее обязательно под пользу

(теория утилитаризма), – в обоих случаях затемняя чистый опыт тусклою абстракцией «эгоизма». Совершенно освободившийся от предвзятых теорий естественнонаучный ум обратился к исследованию теплого, живого и конкретного нравственного факта именно, прежде всего в тот момент, когда им незаметно достигаются жизненные результаты, т. е. пока он не вступил в пределы «социальных» абстракций.

Теперь нужна наука о религии, психология религиозного чувства, лучше – психология религиозного опыта, пока еще не осуществилось обетование Иеговы: «и будет, прежде нежели они воззовут, Я отвечу; они еще будут говорить, и Я уже услышу» (Ис. 65, 24). Тогда не будет более «жизнеразности», тогда не будет этой темной, тянущей руки действительности, тогда будет полнота жизни; об этой действительности с ее злом, грехом, неведением и смертью не будет воспоминания и на сердце она не придет (Ис. 65, 17). Но пока пред нами глухая «действительность», мрачно царящая в поле наших чувств, – как скала, пока мы жертва постоянного «состояния жизнеразности», до тех пор религиозное примирение с ним, религиозный опыт, исторический и личный опыт людей, наведший их на спасительную и торную тропу из этого состояния, вера в Сильного Иакова, несмотря на Его как бы сон, вера, что Он воскреснет наконец для убогих своих и расточит слепой и ужасный Вавилон, – все это само по себе столь своеобразная «действительность», что необходимо ее специальное изучение, специальная «психология религиозного опыта».

9 января