Дальней дороги

Медленно, нащупывая каждую позицию, Волгин поставил переключатель на поясе в нужное положение. Микродвигатель закряхтел: нелегко все-таки оторвать от земли такую тушу, как Волгин, даже если ее более не отягощают сомнения.

…На уровне двадцать седьмого этажа, подлетая к институту, Волгин увидел Витьку. Лаборант летел со стороны корпуса психофизиков. Значит, с Леной все в порядке.

На кого это он похож?

Волгин наморщил лоб. Витькины брови были сведены к переносице, пронзительный взгляд устремлен вперед, кисти рук совершали какие-то непонятные движения. Изображает пианиста? Нет, не то… Проигрывает завтрашние действия на пульте? Тоже нет. Да и за пультом работать не ему. Что же это за упражнения такие?

Волгин замедлил скорость.

А не похоже ли это… а не так ли работали перед посадкой пилоты Дальней? Им приходилось подчас на одной интуиции садиться прямо в черт знает что, задавая немало работы всей автоматике, – но при этом дел оставалось достаточно и на их долю.

Витька изображает дальнего разведчика? Он, который и летает-то редко? Парень, чье любимое занятие в свободное время – бродить по лесу или залечь, после утомительной прогулки, в траву и наслаждаться запахами Земли? Ха. И еще раз – ха.

Но пусть изображает.

А кто ему рассказывал о Дальней? Я? Наверное. А может, не я?

И куда он летит вообще? Не в институт. Куда-то прочь.

Летит по делам. Наверное, у него тоже есть какие-то свои дела. Что же тебя удивляет?

То, что он летит. Раньше он во всех случаях предпочитал лифты.

А ну его. Сейчас надо думать не об этом. Предстоит серьезный разговор…

Волгин вовремя подобрал ноги, чтобы совершить посадку на балкон по всем правилам.

10

Кургузая машина с тихим шорохом сложила крылья. Однако седок не торопился выходить. Еще несколько минут он сидел, откинувшись на спинку кресла. Потом открыл дверцу, высунул голову и осмотрелся.

– Какая буйная природа, – сказал он негромким, приятным голосом и почти с той же интонацией, с которой этим утром убеждал волгинского лаборанта в преимуществах рамаков. – Нет, я не упущу такого случая прогуляться пешком. Я никогда не простил бы себе, не воспользуйся я этой возможностью.

Вероятно, он обращался к машине; во всяком случае, больше никого вблизи не было. Машина не ответила; впрочем, человек и не ждал ответа.

– Да, – сказал он. – Кто ходит пешком – долго живет. Или как это там было? Вот здесь я и поброжу; большего уединения в этих краях желать, кажется, невозможно. Ты обождешь здесь. – Несомненно: он обращался к машине. – Надеюсь, я не заблужусь. Было бы очень смешно, если бы я заблудился, не правда ли?

Он углубился в чащу. Молодая сосенка ласково прикоснулась лапами к его одежде. Седой мох шуршал под ногами. Внезапно человек рванулся в сторону; в следующий миг он остановился, досадливо потирая ладонью грудь там, где сердце.

– Да, – пробормотал он, переводя дыхание. – Так испугаться простой белки… С отвычки. Да и нет ничего удивительного. Если увеличить ее раз в пятьдесят, зверь вовсе не покажется таким милым. А у меня ведь с собой ничего…

Он услышал приглушенный смешок и живо обернулся. Невдалеке стояла женщина в зеленых брюках, в руке она держала лист папоротника. Человек развел руками.

– Увы, – сказал он, обращаясь к женщине, – я испугался. Ничего удивительного: я трус от природы. А вы?

– Нет, – протянула она, – я бы не сказала.

– В таком случае, может быть, вы не испугаетесь, если я…

Он не закончил, потому что лицо женщины внезапно исказилось, широко раскрывшиеся глаза уставились куда-то вверх. Он успел еще подумать, что это гримаса самого настоящего страха. В следующий миг женщина пронзительно вскрикнула и кинулась в самую гущу кустарника, затрещали ветки. Тогда человек обернулся и на лице его показалась улыбка: по соседству стремительно снижались короткие цилиндры, увенчанные круглыми башенками. Человек шагнул им навстречу. Повиснув невысоко над землей, цилиндры раздвинулись и в свою очередь направились к нему, негромко шурша. Они остановились, когда их разделяло не более двух шагов.

– Мы не думали помешать вам, – торопливо произнес тот из рамаков, который стоял ближе.

– Нет, – сказал человек, махнув рукой. – Все равно…

Он хотел сказать: все равно у меня не хватило бы смелости, но решил, что рамаков это совершенно не касается.

– Мы сожалеем. И сразу же признаемся, что мы здесь не случайно: наши дежурные там, наверху, наблюдали за вами. Потому что вы единственный, кто может дать нам требуемую информацию.

Человек с любопытством посмотрел на рамака.

– Скажите, ваш лексикон и прочее: это записано или вы обходитесь каким-то другим образом?

– Это не запись, конечно, мы говорим, как и вы. Только у вас в основе лежит механический принцип, у нас – то, что вы называете электроникой.

– Устройства, наверное, достаточно сложны. Но ведь между собой вы не разговариваете?

– Разумеется, нет: медленно, и не нужно. Это – лишь для вас. Впоследствии при воспроизводстве мы исключим этот аппарат, как только надобность в нем отпадет.

– Ну да, – сказал человек. – Я так и думал. Так чем же могу помочь?