В жилищно-коммунальном отделе великому комбинатору предлагали другие адреса и лучшие помещения для его ДОЛАРХа, но руководствуясь принятым с Балагановым решением, Остап избрал именно полуподвал на заветном месте. Но не только потому, что это место связано с воспоминаниями о Паниковском. Но и по причине нахождения этой комнаты в центре, что являлось немаловажным фактором для привлечения членов в организуемое общество.
В конце дня в газете «Вечерний Киев» появилось броское объявление:
Вечером, сидя за ужином в комнате, подведомственной ВУАКу, акционеры ДОЛАРХа с удовлетворением прочли свое объявление и Остап сказал:
— Вот видите, Шура, что значит действовать? Уже завтра и в последующие дни нам придется встречать поступающих в наше общество…
— Командор, но в том полуподвале нет еще и табуретки! — вставил Балаганов. — Как же… Снова будем покупать, как в Черноморске?
— Э-э, нет, товарищ Балаганов, не будем дураками. Поумнели. Так как наша контора официальная, то для ее начинки в жилищно-коммунальном отделе горисполкома имеется фонд реквизированной в свое время мебели у местного дворянства и буржуазии. С утра я туда и отправлюсь. А вы, Шура, — за вывеской, которую за ночь должен нарисовать нанятый нами художник. Ясно? Завтра же мы закажем удостоверения, которые будем вручать поступающим. — Немного подумав, он сказал — И, конечно, печать нашего ДОЛАРХа.
— Ну, командор, я всегда восхищался вашими действиями, но сейчас… Чтобы за один день, — покачал своей рыжекудрявой головой Балаганов, — заиметь вот это жилье и помещение для нашего предприятия…
— Так вы, товарищ Балаганов, говорите, что всегда восторгались моими действиями? — усмехнулся Остап. — Я бы не сказал, что всегда. Вспомните ваш идиотский поступок с гирями…
— Это не я, не я, командор, придумал! — запротестовал бывший уполномоченный по рогам и копытам. — Это все покойный Михаил Самуэльевич втравил меня в это!
— Не тревожьте прах Паниковского, Балаганов. У вас своя голова была на плечах, а не тыква. Ладно, спать. Завтра нам понадобятся свежие силы, чтобы вдохнуть жизнь в наш ДОЛАРХ, дорогой Шура.
В конце следующего дня над входом в полуподвал дома номер 30, что на правом углу, если стоять лицом к Дому-улице «Пассаж», Прорезной и Крещатика, появилась красочная вывеска:
Спустившись по трем ступенькам в комнату, поступающий в это общество мог видеть, что пол чисто вымыт, стоят три конторских в чернильных пятнах стола, а на стенах висят призывные плакаты и таблички, указывающие часы приема. Полдюжины венских стульев и кресло в одном углу, а фанерный шкаф в другом, делали эту просторную комнату привычным служебным помещением.
В самой глубине комнаты, под табличкой «Председатель отделения» сидел великий комбинатор, включая и выключая озаряющий его свет настольной лампы. Справа от него за другим столом сидел рыжекудрявый молодец — Шура Балаганов под табличкой: «Старший научный сотрудник».
— Нет только пишущей машинки, командор, — довольно улыбался Балаганов.
— Купим, Шура. Она нам необходима. Но уже без буквы «э», как в Черноморске, — засмеялся Остап. — Эх, брат Коля, брат Коля, — осуждающе посмотрел на своего подчиненного он.
— Да, вы, Остап Ибрагимович, тогда меня здорово ругнули, что я такую купил. С турецким акцентом! — рассмеялся старший научный сотрудник общества.
— Итак, что нам надо сделать завтра, Шура. Первое, положить деньги в банк…
При слове «банк» Балаганов сжался, поморщился и промолвил:
— А может, обойдемся, Остап Ибрагимович? — и потрогал свой заветный пояс вокруг талии, откуда уже была изъята пара сот рублей для организационных расходов.
— Как хотите, товарищ Балаганов, — сухо ответил Бендер. — Что ж, вы так и будете таскать на себе этот пояс? Весна, лето идет, жарко, Шура, жарко.
— Хорошо, командор, решили, — кивнул компаньон. — В банк.
— Второе, — одобрительно взглянул на единомышленника Бендер. — Получить заказанные печать, бланки удостоверений, купить канцелярские принадлежности…
— И пишущую машинку, — вставил Балаганов.
— И ее, Шура. А также пару репродукционных картин, отражающих деятельность ДОЛАРХа.