Дальнейшие похождения Остапа Бендера

— Ну и ну, Шура, ничего не скажешь… — покачал головой Бендер. — Дальше?

— Плюхнулся я, значит, на сидение рядом со священником. Кучер заорал:

— Куда?! Вон! — кнутом замахнулся на меня, но побоялся священника задеть.

— Батюшка, спаси меня, я никого не убивал. Вот только машинально, понимаете? — сказал я ему.

Священник с окладистой бородой, с крестом на лиловой рясе трижды перекрестил меня и ответил:

— Бог тебя спасет, раб божий, молись.

— Ах, святой отец, но я не знаю ни одной молитвы, — смутился я.

— Крещеный? Вот так и крестись, — показал мне священник.

— Я неловко повторил, как надо креститься, а кучер обернулся и спросил:

— Так что, отец Никодим, высаживаем беглеца, а?

От этих слов я сжался весь и забился в угол сидения, боясь оказаться снова на улице, где, возможно, за мной уже гонится Прохоров, если не бегом, то на извозчичьей пролетке.

— Поезжай, поезжай, Василий, да как можно резвее, — приказал отец Никодим.

— И фаэтон помчался еще быстрее под цокот копыт, так как кучер захлестал двух лошадей, но не кнутом, а вожжами по их крупам.

— Ну, друг мой Шура, ничего не скажешь, повезло, — сдвинул под собой стул Бендер. — И милиционер не догонял?

— Ой, комедия, Остап Ибрагимович, — засмеялся Балаганов. — Как мне потом рассказал мой дружок, который видел, как легавый оглянулся как раз в тот момент, когда я вспрыгнул в экипаж. Он бросился за ним. Сунул в рот свисток и, чуть не лопнув, задул в него, но свистка не получилось. Отверстие было забито, наверное, семечкой. Легавый с досадой махнул рукой и побежал на помощь своим товарищам, — засмеялся рыжеволосый бывший уполномоченный по рогам и копытам.

— Выходит, все было за то, Шура, чтобы вы избежали допра. Вам невероятно повезло.

— Еще как! Шесть месяцев допра, не меньше, мне намотали бы, Остап Ибрагимович. Деньги конфисковали бы, вопросы, откуда, да что? Еще и контру могли бы приписать, а? — засмеялся Балаганов.

— Контру не контру, а уж посмотрели бы на тебя не как на карманника, а как на социально опасного элемента. И, возможно, решили бы, что ты из тех, которых ловили тогда со стрельбой, Шура. И Беломорканал тебе бы засветился домом.

— Ой, Остап Ибрагимович, командор! — растроганно произнес Балаганов и потянулся через стол, чтобы обнять Бендера.

— Ну-ну, без телячьих восторгов, Шура. Не надо оваций… Неужели вы и теперь опуститесь до низкого пижонства?

— Вот крест святой, Остап Ибрагимович, ни за что! — горячо выпалил и перекрестился Балаганов. — Положите вот здесь что угодно, не возьму чужого. Я сейчас другим человеком стал. Смотрите, какой у меня нательный крест, — распахнул Балаганов пиджак, жилетку и расстегнул рубашку. На груди бывшего карманника и мелкого воришки висел на серебряной цепочке золотой крест с распятием.

Да, с тех пор жизнь Шуры Балаганова резко изменилась и стала на прочный исправительный путь. Он как на исповеди все рассказал отцу Никодиму, за что задержал его милиционер. А когда рассказал, то кающимся голосом пояснил:

— Машинально, святой отец, клянусь, машинально. У меня же и деньги есть… — сунул он руку в карманы, намериваясь показать священнику одну из пяти пачек денег, но не решился.

— Понимаю, раб божий, искушение тебя взяло нечистым поводом. Да простит тебя Бог. Возвратил ли ты украденное пострадавшей?

— А как же, святой отец, она взяла свою эту жалкую, ничтожную сумочку.

— Ну что ж, едем ко мне, раб божий. Величать тебя как?

— Александром, батюшка.

— Вот, Александр, поживешь у меня. Поможешь по дому, если таково желание в твоей душе будет. Послушаешь проповеди. И даст Бог, Всевышний вразумит тебя, отвернет тебя, раб божий Александр, от лжи, обмана и посягательства на чужое.

Всю осень и зиму Балаганов прожил у священника. Колол дрова, носил воду, очищал двор от снежных сугробов и слушал церковные проповеди и богослужения. Но когда наступил Рождественский пост, то чуть было вновь не сорвался и не сбежал от отца Никодима. Но взяв себя в руки, не без помощи священника, продолжил жизнь в тепле, хотя и впроголодь, так как в доме священнослужителя и матушка, и все домочадцы постились. И чтобы удержаться, не свернуть с честной дороги, Балаганов время от времени шел в город, заходил в частный ресторан и наедался там до отвала не только постной пищи, но и скоромной.

И вот наступило Рождество Христово. Боже, как понравился этот святой праздник Шуре! Никогда он еще не праздновал эту первопрестольную дату.

У отца Никодима все делалось по церковным канонам, по установившимся домашним традициям. Было наготовлено много разных праздничных кушаний, и даже на столе красовался запеченный молодой поросенок. А в углу зала стояла пахучая расцвеченная игрушками и свечами елка. Кругом было праздничное убранство, все домочадцы священнослужителя были торжественно веселы и нарядны.

— Все это хорошо, дорогой Шура. Так вы плывете из Екатеринославля? Как там оказались и почему в Киев?