Дальневосточные соседи

Итак, государственная власть в КНР очень бережно, терпимо относится к экзотическим нравам и обычаям национальных меньшинств. В Тибете, например, как и в Средние века, продолжает существовать полиандрия, то есть многомужество. Отправив, по традиции, старшего сына в монастырь, родители берут для остальных его братьев одну жену. Так что необходимости в последующем разделе имущества не возникает. Все дети появляются на свет из одной утробы. А как мальчики вырастают, у них появляется общая жена на всех.

Другая важная привилегия национальных меньшинств – на них не распространяется программа ограничения рождаемости под лозунгом «Одна семья – один ребенок».

Результат, что называется, налицо. Когда я впервые посетил Тибет в 1955 году, там было около миллиона жителей. Ныне же их три с половиной миллиона, причем китайцев среди них меньше одной десятой. Так что разговоры о том, будто Тибет китаизируется или вымирает, – домыслы западной пропаганды.

Журналистика требует риска

Чтобы с мнением журналиста считались, он должен быть человеком компетентным. Другим важным фактором успеха я бы назвал кураж, то есть готовность принимать вызов, идти на риск, даже проявлять некий авантюризм. Поясню это на примерах из личного опыта работы в Китае, Японии, Англии.

Среди «охотников за головами»

Китайская провинция Юньнань, граничащая с Вьетнамом, напоминает заповедник различных общественно-экономических формаций. В долинах, где живут ханьцы, доминирует «социализм с китайской спецификой». У нацменьшинств, что селятся на склонах гор, до недавних пор сохранялись феодальные отношения с пережитками рабовладения. А в высокогорных джунглях обитают племена, у которых до наших дней дожил первобытно-общинный строй.

В 50-х годах я рискнул побывать в селении народности кава. Эти люди известны соседям как «охотники за человеческими головами». У них есть обычай каждую весну ставить на жертвенном поле шест с отрубленной головой чужеземца. Ими чаще всего становились бродячие торговцы. А в годы первой пятилетки эта печальная участь порой выпадала участникам научных экспедиций. Успокаивало лишь то, что человеческая жертва требуется весной. А я отправился в гости к кава осенью.

Селение из бамбуковых хижин было окружено живой изгородью, по которой ползали ядовитые змеи. Моих охранников внутрь не впустили. Мы с вождем прошли вдоль домов, перед каждым из которых можно было видеть одну и ту же сцену. Подвыпивший хозяин точил полуметровый охотничий нож, то и дело прихлебывая мутную брагу из сахарного тростника.

К полудню вся деревня была навеселе. Народ собрался на площадке перед домом вождя. Ровно в полдень к жертвенному шесту за рога привязали буйволицу. По сигналу вождя несколько десятков захмелевших мужчин кинулись к животному. С громкими криками они принялись вырубать ножами куски мяса прямо из спины даже не успевшей упасть буйволицы. Она буквально на глазах превращалась в скелет.

Очумевшие окровавленные люди перебрасывали куски мяса своим родственникам. Те старались добежать с добычей до одного из огороженных мест, где разожгли два костра. Как только в чугунных котлах закипела вода, люди принялись кидать туда куски мяса прямо с кожей и шерстью. Мне как почетному гостю вождь протянул полусырой буйволиный язык. Подумал: хоть в этом повезло! Но радость оказалась преждевременной.

На жертвенный шест водрузили тонкие кишки буйволицы, полные зеленовато-бурой массы. Я старался убедить себя, что это не навоз, а переваренная в желудке животного трава, богатая ферментами.

Вождь щедро полил этим «соусом» доставшийся мне кусок языка. И мне волей-неволей пришлось его съесть. Ведь я находился в обществе «охотников за головами», так что нарушать местные обычаи было рискованно. Не случайно желания побывать в гостях у кава ни у кого из работавших тогда в Китае иностранных журналистов не появилось.

Репортаж с американской базы

Современникам мобильных телефонов трудно понять слова Константина Симонова, который говорил, что успех фронтового журналиста на 90 процентов зависит от связи. Я вспоминаю эти слова, когда думаю о весьма драматическом эпизоде моей журналистской карьеры. Он связан с первым заходом в Японию американской атомной подводной лодки. После войны парламент страны, пережившей трагедию Хиросимы и Нагасаки, утвердил «три неядерных принципа» – не создавать, не приобретать, не размещать ядерного оружия.

Чтобы преодолеть этот барьер, Вашингтон решил использовать «шоковую терапию» – начать регулярные заходы атомных подводных лодок со стратегическими ракетами, надеясь, что они станут привычными, а выступления протеста мало-помалу затихнут.