Дальневосточные соседи

Я отправился в Сасебо, куда зашла первая атомная подлодка «Морской дракон», и подготовил репортаж о массовых демонстрациях местных профсоюзов. Редакция «Правды» ежедневно вызывала меня в три часа по местному времени. Надо было срочно сообщить на токийскую телефонную станцию мой номер в Сасебо и перевести туда вызов. Но центр города, заполненный демонстрантами, был оцеплен. Добраться до какой-нибудь гостиницы и снять там комнату не было времени.

Поэтому я рискнул зайти в американский офицерский клуб напротив главных ворот базы. Расчет на то, что американский часовой проявит солидарность с иностранцем, который оказался среди японцев, оправдался. Я приветственно махнул рукой морскому пехотинцу, он – мне.

Уверенной походкой Штирлица зашел в бар. Заказал пиво у негра за стойкой, узнал у него номер здешнего телефона и по-японски попросил знакомого клерка на токийском телефонном узле перевести мой вызов на американский клуб в Сасебо. Через несколько минут телефон зазвонил, и я услышал в трубке голос правдинской стенографистки: «Передавать будете?»

Начал диктовать текст, естественно по-русски. Американские офицеры за соседними столиками стали недоуменно переглядываться. Засветился я, когда передавал по буквам название порта: «Сергей – Анна – Сергей – Елена – Борис – Ольга». Прозвучало подряд слишком много русских имен.

Вокруг меня началось какое-то движение. Появился вахтенный офицер в сопровождении двух морских пехотинцев. Я предъявил карточку международного пресс-клуба и поблагодарил за телефон.

«Москва, “Правда”, – вслух прочитал дежурный офицер. – Ясно, зачем вы тут оказались. Но пора проводить гостя к его единомышленникам!» Рослые моряки взяли меня под локти и вежливо, но напористо вытолкали за дверь. И тут я оказался лицом к лицу с шеренгами возбужденных демонстрантов. Их кулаки тянулись прямо к моему носу, а от возгласов «Янки, убирайтесь домой!» пробирала дрожь.

К счастью, меня спас полицейский патруль и укрыл в фургоне для арестованных. «Куда смотрит ваш профсоюз? – укорял меня сержант. – Работать в горячей точке без каски – значит нарушать технику безопасности!»

Полемизирую в Вестминстерском дворце

Во время «холодной войны» большинство наших журналистов, а тем более дипломатов всячески уклонялись от публичных выступлений. Но кураж побуждал меня идти на риск и принимать вызов. После нескольких удачных выступлений в Англии меня стали часто приглашать в колледжи Оксфорда и Кембриджа.

Секретарь парткома посольства рапортовал в Москву об успехах нашей внешнеполитической пропаганды. В действительности же я был нужен «фабрикам джентльменов» как боксерская груша, как живой большевик, в полемике с которым будущие консерваторы могли бы поточить свои молодые зубы.

Однажды меня даже пригласили выступить в палате общин перед членами комитета по международным делам. Когда я увидел под сводами Вестминстерского дворца три дюжины депутатов, признаюсь, что душа у меня ушла в пятки.

Попросил разрешения начать с китайской притчи. Однажды единственная женщина, оказавшаяся среди собеседников Конфуция, спросила его: «Почему мир так несправедлив? Когда мужчина совершает супружескую неверность, его престиж в обществе растет. А если это же сделает женщина – все ее порицают».

Конфуций взял чайник и стал молча разливать чай. «Почему ты молчишь, учитель?» – «А я уже дал тебе ответ, причем наглядный. Из носика чайника я наполнил шесть чашек. Это нормально. Но можно ли из шести чайников лить чай в одну чашку? Это было бы противоестественно».

Депутаты засмеялись. А я продолжал аналогию. «Когда одного парламентария терзают вопросами три дюжины журналистов – это обычное дело. Но если три дюжины таких профессиональных полемистов, как вы, возьмут под перекрестный огонь одного-единственного газетчика, получится негуманно».

Атмосфера разрядилась, и я начал отвечать на вопросы. Потом сказал: «Наш поединок проходит в неравных условиях. Вы говорите на родном языке, а я скован своими лингвистическими возможностями, вынужден рассуждать примитивнее, чем мог бы. Справедливее будет полемизировать на китайском или хотя бы на немецком».

Я, конечно, блефовал. Но правильно сделал ставку на стойкое неприятие англичанами каких-либо языков, кроме своего.

Пьер Карден в сельском сарае

Повторю: мне посчастливилось начать свою журналистскую карьеру в Пекине 50-х годов. Довелось быть очевидцем событий, перессоривших Хрущева и Мао Цзэдуна, а после смерти «великого кормчего» стать свидетелем и участником осторожных шагов, которые Москва и Пекин стали делать навстречу друг другу после четверти века трагической размолвки.

В 1984 году я вновь попал в Китай после 25-летнего отсутствия. Первым реальным примером провозглашенной Дэн Сяопином свободы предпринимательства для меня стали платные велосипедные стоянки возле пекинских вокзалов, автостанций, универмагов и кинотеатров. Их владельцами и управляющими стали пожилые домохозяйки. Ведь создать такое предприятие можно практически без первоначального капитала.