Этот вопрос был для меня неожиданным. Зная, как реагирует Сталин на оценки людей, которым он доверяет, было бы совсем неправильным давать ответы по личным симпатиям или антипатиям к этим людям.
– Не могу, товарищ Сталин, ответить на этот вопрос, там находится маршал Воронов, он сможет, видимо, дать вам правильный ответ.
– Ну, хорошо. Мы сегодня еще с вами встретимся, – сказал Сталин, и я уехал, так и не зная пока что причины вызова.
Вечером я опять был на даче. Сталин был один. Разговор снова начался о командующем фронтом, откуда я только что приехал.
– Странный он какой-то человек. Много обещает, но мало у него получается.
Вспомнив ряд невыполненных им обещаний, Верховный сказал:
– На войне, конечно, всякое может быть. Видишь, что человек хочет что-то сделать, но не может, не получается, на то и война, думаешь об одном, а получается и другое. А здесь что-то не то. Был я у него в августе на фронте. Встречал нас с целой группой репортеров-фотографов. Спрашиваю: это зачем? Отвечает: запечатлеть на память. Я ему говорю: не сниматься к вам приехали, а разобраться с вашими делами. Вот возьмете Смоленск, тогда и снимемся. «Товарищ Сталин, считайте, что Смоленск взят!» – не задумываясь отвечает он. «Да вы хоть Духовщину-то возьмите», – говорю ему. «Возьмем, товарищ Сталин!» А вы же знаете, что никакого Смоленска он не взял, пришлось передать его освобождение Соколовскому. Сколько раз его перемещали то туда, то сюда, ничего не получается. Что за него держаться?! – в недоумении задал вопрос Верховный.
Мне стало ясно, что отдельные товарищи, занимающие высокие военные посты, считают этого командующего достойным занимать столь ответственную должность и заступаются за него.
Я молчал. Но полностью был согласен с Верховным.
Потом разговор как-то сам собой переключился на другие вопросы. Я слушал. Сталин говорил. Явление, я бы сказал, весьма редкое. Обычно бывало наоборот. Сталин всегда больше слушал и мало говорил.
Сталин рассказывал мне, как приходилось ему делать побеги из ссылок, то одному, то с товарищами. Однажды он провалился в прорубь на Волге, после чего долго болел. Рассказывал и о Туруханском крае, и особенно почему-то мне запомнился его рассказ о совместном побеге с Я. М. Свердловым. Жили они в разных селениях. Сев незаметно на пароход у своего поселка, Сталин вышел на палубу, когда пароход пристал к пристани селения, откуда должен был бежать Свердлов. Свердлова он нигде не увидел, но шла погрузка багажа. Грузчики несли большую бельевую корзину. Жандармы попробовали поднять эту корзину, и она оказалась весьма тяжелой. Потребовали ее вскрыть, а когда получили отказ, решили проткнуть эту корзину штыками. Корзину в конце концов пришлось открыть, и из-под белья был извлечен Свердлов. Сталин продолжал побег один. Закончил этот рассказ Верховный тем, что указал, как велика роль конспирации в подпольной работе и умение ею пользоваться.
Я внимательно слушал и все пытался предугадать, зачем все-таки вызвал меня Сталин с фронта.
Наконец совершенно без всякого перехода неожиданно он сказал:
– Полетим в Тегеран, на встречу с Рузвельтом и Черчиллем.
Я не выдержал и улыбнулся. И улыбнулся не чему-нибудь, а той осторожности, которой придерживался Сталин, видимо, всю свою жизнь, даже с людьми, которых он знал и которым доверял. Нелегкая, по всей вероятности, была жизнь у этого человека, которому, наверное, приходилось разочаровываться в людях, которым он безусловно верил. Мне же казалось, что сейчас, когда имя этого человека известно всему миру, вряд ли ему нужно проявлять такую настороженность даже к людям, близко к нему стоящим.
– Чему вы улыбаетесь? – удивленно спросил Сталин.
Я промолчал. Сказать то, что думал тогда, я бы никогда не решился. Слишком велика была разница, если можно так выразиться, в удельном весе каждого из нас. Сказать неправду и что-либо придумать я также бы не смог. Своего вопроса Сталин больше не повторил, чему я был неслыханно рад. Даже сейчас я не знаю, что бы я ответил на повторный вопрос?.. В одном уверен – говорить неправду не стал бы.
Немного помолчав, Верховный сказал:
– Об этом никто не должен знать, даже самые близкие вам люди. Организуйте все так, чтобы самолеты и люди были готовы к полету, но не знали куда и зачем. Нужно организовать дело, чтобы под руками были самолеты как в Баку, так и в Тегеране, но никто не должен знать о нашем там присутствии. Продумайте все как следует, время еще есть. Завтра мы с вами еще встретимся.
Разговор был окончен. Попрощавшись, я уехал.