Дальняя буря

Она осеклась. Не из-за этого она сюда приехала. Но Сьюзан не знала толком, что сказать или сделать, особенно учитывая, что сестра Мэри Маргарет как никто другой умела распознавать ложь. Но как же искать поддержки и укрепления в намерении стать монахиней, когда она больше не понимает, чего хочет?

Сестра Мэри Маргарет похлопала по краю кровати.

— Расскажи, что так разволновало тебя.

Сьюзан опустилась на кровать, потом вскочила и подошла к окну, где принялась рассматривать двор и игру синих и черных теней на снегу и камнях. Краски были приглушены, потому что высокая ограда монастыря пропускала внутрь мало солнца. Как здесь все-таки мирно. И одиноко.

Сколько еще она будет загонять себя в ловушку…

В ловушку? Значит, вот как она видит свое будущее пребывание в монастыре — ловушка? Если так, то она не служит Богу, а прячется… в чем и обвинил ее Дэниел.

Но она же предназначалась этому. Всю свою жизнь она знала, что ей предстоит служить Богу. Долги надо отдавать. Она была довольна своей участью.

Пока в ее жизнь снова не ворвался Дэниел.

— Чего ты хочешь, Сьюзан?

— Я просто…

Она потерла оконное стекло, чувствуя, что сестра Мэри Маргарет участливо смотрит на нее, но по-прежнему не зная, что сказать.

— Расскажи. Думаю, тебе станет легче.

Сьюзан молчала, и Мэри Маргарет, вздохнув, отвела ее от окна. Монахиня села на кровать, Сьюзан опустилась на Колени рядом с ней на жесткие камни пола.

— Он может быть очень настойчивым, да?

— Кто?

— Дэниел. — Мэри Маргарет подняла за подбородок лицо Сьюзан к свету. — Ну, моя дорогая, рассказывай, что он такого сделал, что привел тебя в такое смущение, отчего у тебя такой несчастный, но такой ужасно живой вид?

— Живой? — прошептала Сьюзан. Живой.

Истина открылась ей тихо, без грохота труб и пылающей купины. Что-то внутри нее сжалось и исчезло. Чувство вины, словно мелкий песок, пробежало по венам, и она ощутила себя невесомой и расслабленной. Подняв взор к сестре Мэри Маргарет, Сьюзан почувствовала, что с глаз ее словно упала пелена. Она внезапно разглядела красоту сидящей перед ней женщины и густые тени и свет, заливающий комнату, и блики солнца на оконном стекле.

Сколько лет она обманывала себя в том, что это ее призвание? Оглядываясь сейчас назад, она увидела, что кривила душой. Она выполняла свои обязанности не из любви и радости, она исполняла их, как ребенок, без удовольствия делающий какую-то ужасную работу. Она забыла, что жизнь вмещает в себя и радость, и боль.

Это не ее дом. Не ее.

Мэри Маргарет тронула похолодевшую кожу Сьюзан.

— Ты со мной не вернешься. И это не было вопросом.

Сьюзан хотела было запротестовать, но поняла, что это будет ложью.

— Нет.

Произнеся это слово, она будто воспряла духом. Сьюзан захотелось рассказать обо всем, что произошло за последние две недели, но она не могла говорить с монахиней о теплом теле, поцелуях и сильных мужских руках. Как объяснить сестре Мэри Маргарет, что она хочет оставить орден ради радостей плоти?

— Он необыкновенный человек, — заметила сестра Мэри Маргарет, не дождавшись от Сьюзан продолжения.

— Да.

— И он заставляет тебя чувствовать…

— Чудесно. — Слово слетело с языка, и девушка уже не могла остановиться. — Он заботится обо мне, сестра, я знаю. Он сделал меня счастливой. Когда я с ним, я думаю только о том, как мне с ним хорошо. Когда он уходит, я гадаю, когда мы снова увидимся. А когда он целует меня… — она замолчала. Женщина, с которой она разговаривала, была монахиней. Но сестра Мэри Маргарет улыбнулась Сьюзан. — Когда он меня целует, мне кажется, я могу покорить весь мир.

— И правда, можешь.

— Нет. — Внутри Сьюзан начал нарастать страх — вновь ожили страшные воспоминания. — Нет, не могу. — Обняв колени сестры Мэри Маргарет, она зарылась лицом в складки ее юбки. Радостное возбуждение обратилось в прах. — Я не могу покинуть орден. Я не могу. Иначе Господь накажет меня.

Мерин Дэниела скакал по долине, с легкостью прокладывая путь по пушистому снегу. Холмы предгорий подступали все ближе, обволакивая Дэниела зимним безмолвием, пока наконец и дыхание лошади не стало казаться посторонним звуком.

И о чем только думает Сьюзан, исчезнув в этом диком месте? Она, по крайней мере, должна была сказать кому-нибудь, куда едет… ей следовало сказать ему, куда она отправилась.

Шеф тем временем замедлил ход, передвигаясь вдоль скованного льдом ручья. Дэниелу на ум пришло, что Сьюзан ничем ему не обязана, особенно после того, как он своим нетерпением довел ее до крайности. Когда же он научится обуздывать свои дикие инстинкты? Почему у него не получается быть более терпимым, тактичным? Сострадать? Потому что он не заслужил такую женщину, как Сьюзан. Он давно уже простился с мыслью связать свою жизнь с подобной женщиной. Жизнь бросила его в мир убийц и отщепенцев. И хотя Дэниел служил закону, он стал походить на тех, за кем охотился, больше, чем ему того хотелось бы.