Дальняя дорога

Все произошло настолько быстро, что ни Артем, ни Питер не успели как-либо среагировать. Когда барона и убийц разделяло около трех шагов, идущий первым десятник выхватил меч и бросился на жертву. Барон шагнул навстречу и чуть сместился вправо. Мгновенно выхваченная сабля, вылетая из ножен, скользнула под руки атакующего и рубанула его по животу, так что на мост вывалились внутренности ополченца, а меч нападающего по инерции рубанул воздух в том месте, где должен был бы быть барон. Но сабля уже описывала сложную дугу, и делающий следующий шаг барон обрушил ее на шею Герберта, который еще только наполовину сумел вытащить меч. Голова, отделенная от туловища, покатилась в реку. Не прекращавшая движение сабля ринулась вперед как копье, и делающий следующий шаг барон насквозь пронзил третьего нападающего, который еле успел схватиться за рукоять своего оружия. Через мгновение сабля с отвратительным чавкающим звуком вышла из пронзенного тела, описала еще одну дугу, стряхнув кровь убийц на доски моста, и вернулась в ножны еще до того, как рухнуло последнее из тел, лишенных ею жизни. Весь бой занял не более двух секунд. Барон повернулся к стоящему с обнаженным кинжалом Питеру и оторопевшему Артему:

– Чего встали? На аудиенцию к митрополиту опаздываем. Быстрее!

Барон скорым шагом направился к кремлю. Артему захотелось закричать ему вслед: “Кто же вы, черт побери, барон фон Рункель?”

Они сидели с Питером в людской в резиденции митрополита. К ним никто не подходил, но по взглядам сновавших вокруг людей было ясно видно, что все в кремле уже знают о бою на мосту. Питер погрузился в абсолютное молчание и явно не собирался как-либо комментировать происшедшее. Артем же был под таким глубоким впечатлением от увиденного, что даже не мог сформулировать вопросы. Хотя он впервые видел смерть столь близко, сам по себе вид крови и трупов был делом обыденным для этого времени. Публичные казни случались не часто, но уже на памяти Артема их было три. Артем не ходил на них, но ратушную площадь нередко украшали тела повешенных воров или разбойников. Смерть была с этими людьми всегда рядом. Пожары, эпидемии, войны, голод постоянно уносили сотни и тысячи жизней. Кровь и трупы были естественным фоном жизни. Той жизни, которая уже прочно стала жизнью Артема.

Но то, как были убиты эти люди, по-настоящему потрясло его. Здесь был виден не просто великолепный фехтовальщик, опытный воин. Это был мастер высочайшего уровня. Давным-давно Артем читал о самураях, добившихся такого уровня владения оружием – рассказы эти больше походили на легенды. Видел японский фильм с мастером меча. Но увидеть такое воочию… Артем понимал, что перед ним человек уровня, какого в мире единицы. Достичь этого класса в боевом искусстве, не изменив сознания, не став личностью иного плана, невозможно. Как говорилось в том японском фильме: “Бросить вызов такому человеку, все равно что продать душу дьяволу ради бесполезного боя”. Точнее не скажешь. “Зачем он пришел сюда? Что ему надо? И если ему нужно что-то, горе тому, кто встанет у него на пути, – думал Артем. – Но самое главное, что стоять у него на пути не хочется не из страха за себя, а потому, что даже ошибка такого мастера стоит больше, чем правота десяти таких, как отец Паоло и Цильх. А я-то как раз служу тем, кто только что пытался убить его. Погано как-то на душе”.

– Здрав будь, друже. – Артема отвлек голос незаметно подошедшего ратника из охраны митрополита. Тот поклонился в пояс и продолжал: – Зовут меня Матвеем Тимофевичем, и Ольга дочь мне.

– Какая Ольга? – спросил растерянно Артем.

– Та девка, за какую ты вчера вступился здесь. Долг платежом красен. Уважь, друже, приди в мой дом сегодня к вечере. Я провожу тебя после смены стражи.

Глава 21 Ольга

Дом ратника Матвея был большой, с двором и подсобным хозяйством. Не чета питерским германизированным жилищам. Жил он там с женой и многочисленными чадами и домочадцами. Жили в доме два сына, уже обзаведшиеся семьями, а также еще две дочери на выданье, одной из которых была Ольга, и третий сын, мальчик лет двенадцати. Все многочисленное семейство приветствовало Артема земным поклоном, а Ольга сама поднесла ему чашу с вином. У Артема снова захватило дух. Хороша девка. Хотя по глазам ее было видно, что плакала она теперь немало. Под взглядом Артема Ольга снова стушевалась и покраснела. Впрочем, повинуясь грозному взгляду хозяина дома, накрыв на стол и поприветствовав гостя, женщины вышли. С Артемом остались лишь сам Матвей Тимофеевич да два его старших сына, Иван и Глеб.

Дверь открылась, и, перекрестившись и поклонившись образам, в комнату вошел еще один родич. Василий, муж старшей дочери ратника. Чинно расселись по лавкам. Начали неспешный разговор. Собственно, разговор состоял в том, что ратник спрашивал, а Артем отвечал. Православный ли? А как в Петербурге оказался? А почему у немца на службе? Легенда Артема о купеческом обозе, ограбленном под Петербургом, и необходимости найти службу ради пропитания “прошла”. Особо понравилось, что остался Артем православным.