Дальняя гроза

— Хорошо, пойдем, — согласился Крушинский, с печалью сознавая, что еще немного — и этот город, и Анфиса, а теперь вот и Петька навсегда исчезнут из его жизни.

Но зато, внушал он себе, в городе остался портрет. Те, то увидит его, сразу же узнают Врангеля. В том, что портрет в точности соответствует оригиналу, у Крушинского не было ни малейшего сомнения. Но людям предстанет не живое лицо Врангеля, а голый череп, с зияющей чернотой пустых глазниц, с выступающими вперед и лишенными кожного покрова скулами, с раздувающимися в гневе и ненависти ноздрями. От испуга они закроют глаза, а открыв их, с изумлением вновь увидят Врангеля, с его кривой, будто от сабельного удара, усмешкой. Лицо его будет наводить ужас мертвым оскалом лошадиных зубов и двумя скрещенными человеческими костями на груди, там, где на черной черкеске только что, чудилось, висел Георгиевский крест...

Что произойдет с той огромной толпой, которая сгрудится возле каланчи, позабыв о возах с кавунами, о глечиках с кислым молоком, о мешках с картошкой, о клетках с мечущимися по ним курами? Пронесется ли над головами вопль восторга, исторгнутый сотнями глоток, раздастся ли гомерический хохот, разбегутся ли кто куда, от греха подальше, люди, узревшие этот страшный портрет, начнут ли истово креститься старухи, подслеповато косясь на пришедшего из ада дьявола, пошлют ли вослед художнику хвалу или проклятья, — этого Крушинский, выбравшийся на шоссейную дорогу, ведущую к Майкопу, не знал, да и не мог знать. Но он чувствовал себя окрыленным: первый раз в своей жизни он совершил нечто такое, за что, и в этом он был убежден, ему никогда не придется краснеть перед людьми.

«Мой первый вернисаж, — усмехнулся он, спеша удалиться от города. — Подарок полковнику Волобуеву. Вот так-то, мумия ты моя египетская!»

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Шорников и Илья долго, до хрипоты, спорили, кому из них привести в исполнение заочный приговор ревтрибунала о смертной казни Волобуева. В приговоре была такая строка: «как матерого врага трудового народа, заклятого вешателя и озверелого садиста — расстрелять».

Шорников с пеной у рта доказывал, что это обязан сделать только он, и никто другой. Бросая, как козырные карты, один аргумент за другим, Шорников наконец выдохся и решился на последнее:

— Кто посылал Анфису Дятлову? Забыл? Вот я за нее и должон отомстить.

Илья оторопел. Этот довод был поразительно веским, и он винил себя за то, что вынудил Шорникова пойти на крайности и говорить столь откровенно.

— Понимаю, — тихо сказал он. — И очень даже разделяю ваши чувства, Василий Макарович. И все же вам идти нельзя.

— Ты опять за свое? — загремел Шорников, наливаясь гневом.

— А вы призовите на помощь все свое спокойствие, проявите железную выдержку и послушайте. Я вам сейчас все объясню, Василий Макарович. В полном соответствии с законами логики.

— Ушлый ты больно, — сердито сказал Шорников. — А чего мы тут рогами уперлись — не пойму. Кто здесь старший — ты или я? И базар разводить я не позволю.

— Старший, разумеется, вы, — все так же спокойно продолжал Илья. — Разве я оспариваю? Но, выходит, Василий Макарович, для вас главное не успех дела, а престиж. Ну сами посудите, допустят вас к самому Врангелю? Или пусть даже только к Волобуеву? С вашим-то рабоче-крестьянским фасадом. Сразу заподозрят неладное. И каков будет результат? А никакого, точнее, результат будет можно сказать, самый плачевный: Красная Армия потеряет одного из лучших своих сынов.

— Ты это брось! — резко прервал его Шорников. — Я этого не люблю!

— Ну хорошо, — терпеливо продолжал Илья. — Теперь посмотрите внимательно на меня. — Он заносчиво покрутил головой с заколыхавшейся гривой черных волос. — Перед вами — аристократ, которому откроют любые двери. А что, нет? Породистая голова. Глаза, можно сказать, навыкате. А вы разве не видите, какой у меня нос? Мне могли бы позавидовать гладиаторы. Плюс ко всему, я вас очень прошу, не пренебрегайте моими актерскими способностями. Да я любую роль как по нотам разыграю. Я даже Отелло играл! Правда, в любительском спектакле.

Хотя Шорников ничего прежде не слышал ни о гладиаторах, ни об Отелло, это произвело на него должное впечатление. Сам он перевоплощаться не умел, а Илья обладал этим преимуществом, которое для данного случая могло оказаться решающим.

— Будь по-твоему, — нехотя согласился Шорников. — Но учти, ты обязан угробить этого паразита. И не просто угробить, а возвернуться вполне целым и невредимым.

— Есть, угробить и возвернуться! — радостно воскликнул Илья, будто ему предстояла приятная и увлекательная прогулка. — А уж за Волобуева не волнуйтесь, поберегите свои нервы.

Они долго обмозговывали, как лучше подступиться к Волобуеву, и наконец остановились на одном, предложенном Шорниковым варианте, который привел Илью в восторг...

Прощаясь с Ильей, Шорников не выдержал, сгреб его в охапку, отвел в сторону будто ослепшие глаза.

— Ну, давай, Илюха. И до скорого возвращения...