Дальняя командировка

Нет, майор не снимал вины и с себя как командира специального подразделения. И его вины не смягчало даже то обстоятельство, что он фактически ничего не видел и лично не принимал участия в задержаниях и из­биениях, которые, к сожалению, имели место. Сам же он, оказывается, всю ночь прогостевал, считай — про­пьянствовал в доме подполковника Затырина, своего ста­рого знакомого, полагая, что его, майора, присутствие на зачистке совсем не обязательно. Ничего необычного делать его сотрудникам не предполагалось. Они только задерживали тех, на кого указывали местные блюстите­ли порядка, а уже те сами допрашивали задержанных и сообщали им об административной ответственности за разного рода нарушения. А то, что произошло на деле, в буквальном смысле его страшно шокировало. Даже ис­пугало. Вот он и проявил слабость, по причине которой несколько дней не являлся на службу.

И подаваться в бега Умаров тоже не предполагал. Просто был в глубоком расстройстве, можно сказать, даже в шоке от нараставших слухов. Но теперь он четко осознал свою глубокую вину и явился, чтобы принять любое наказание, которое положено по закону за подоб­ного рода превышения. Этого он хоть не скрывал, на­звав вещи своими именами.

Но он определенно рассчитывал и на снисхожде­ние — это было заметно по его хотя и решительному, но и в общем-то в достаточной мере просительному тону.

Майор настаивал, чтобы его показания были оформ­лены как чистосердечное признание — рассчитывал на определенное снисхождение в дальнейшем. И у Грязнова сначала появилась, а позже и утвердилась мысль о том, что, прежде чем явиться к нему, майор побывал у Седлецкого, где и получил все необходимые инструкции.

Во-первых, слишком быстро закончились бега от пра­восудия, а во-вторых, излагал майор свою одиссею до­вольно четко и продуманно. Вряд ли без посторонней помощи он смог бы все так аккуратно сформулировать. С одной стороны, конечно, виноват, дальше некуда, а с другой — его можно ведь и понять. Испугался, потерял контроль над собой, сбежал, но быстро понял, что это не спасение, а единственное, что еще может в какой-то сте­пени не столько даже оправдать, сколько как-то объяс­нить его поступки, — это явка с повинной.

Вячеслав Иванович в свою очередь сообщил майору, что ему будет предъявлено обвинение в превышении дол­жностных полномочий по части 3-й статьи 286-й Уголов­ного кодекса РФ, но, учитывая его чистосердечное рас­каяние, а также ходатайство начальника ГУВД генерала Седлецкого, в котором были указаны положительные данные о личности майора, ограничился, в качестве меры пресечения, подпиской о невыезде. На это он имел пол­ное право, являясь заместителем руководителя оператив­но-следственной группы.

Затем Грязнов сказал, что теперь он, видимо, задер­жится в городе еще на денек-другой, завершит допросы омоновцев, участвовавших в зачистке, — их фамилии уточнил сам Умаров, после чего Вячеслав Иванович со своими «ребятками» сможет вернуться в Воздвиженск.

— А у вас что нового? — поинтересовался Вячеслав Иванович.

Турецкий рассказал. Грязнов долго молчал, потом осторожно спросил:

— А чья работа?

— Сам, Слава. Там сейчас местные оперы работают, а я подъеду попозже. Или Володьку Поремского подошлю. Думаю, характер оказался слабым. Да и потом, чего скры­вать, он же должен был понимать, что увяз полностью. Там такой компромат обнаружился! Словом, не выдер­жал. Представляешь, что сейчас начнется? Они же теперь буквально каждое лыко — в строку!

— Да уж, не завидую.

— Кому?

— Нам с тобой. Кляузы пойдут. Надо быть готовыми.

— Да я давно готов. Еще когда в первый раз перешаг­нул порог прокуратуры, уже был готов. Мы тоже, навер­ное, закончим сегодня с милицией. Ты не представля­ешь, какие прохиндеи! Как врут, глядя прямо в глаза, и даже не краснеют, мерзавцы.

— Это я-то не представляю?! Саня, держи себя в ру­ках… И пусть Филя почаще проверяет нашу связь. Если появится хоть малейшее подозрение, перейдем немед­ленно на запасную. Будьте внимательны, мы тут под кол­паком.

— Я знаю. Володька вернется, тут же тебе перезво­ню, чтоб ты полностью владел информацией…

Другим, не менее знаменательным сигналом, был те­лефонный звонок от мэра Гузикова. Точнее, позвонил Иван Порфирьевич, его зам, и учтиво спросил, не смо­жет ли в настоящую минуту господин Турецкий перего­ворить с Савелием Тарасовичем? Он, Сажин, готов не­медленно соединить их.

— Соединяйте, — бросил Турецкий, приблизительно уже зная, о чем пойдет речь.