Дальняя командировка

Отказ не принимался. Истерики обрывались на кор­ню. Сильные, как жеребцы, «бойцы» набрасывались на свои жертвы. Истошные крики насилуемых женщин раз­носились по всем коридорам изолятора временного со­держания. В камерах тоже творилось совершенно неве­роятное. Возмущенных и протестующих против мили­цейского произвола задержанных людей били и унижа­ли. Была команда — гасить на корню любые возможные бунты, и она, похоже, исполнялась с особым вдохнове­нием. Господин Гузиков обещал ведь показать им всем кузькину мать, и вот теперь его обещание приводилось в жизнь с истовой, завидной страстью…

А может, она генетически заложена в российского холуя — эта сдерживаемая до поры до времени страшная жажда мести всем, кто на тебя плюет в обычной жизни? Недаром же с давних пор стал сакраментальным, едва ли не важнейшим в жизни вопрос: «Ты меня уважаешь?» «Нет, не уважаю!» — и… понеслось по кочкам…

Женщин меняли — нельзя же было насиловать бес­конечно все одних и тех же. Так и до смертоубийства не­далеко, а такой команды не было. Вот проучить — это было. И учили. Пока силы оставались, даже проституток и тех употребили, чувствуя уже, что жажда наказания как бы заходит в тупик… Один из уставших ментов, которо­му, видно, окончательно опротивели и водка, и однооб­разное насилие, вынес к помойке полведра использован­ных презервативов, да так и задремал с незастегнутыми брюками на лавочке во дворе ИВС.

День благополучно заканчивался, служивый народ устал, притомился, разбираться с задержанными дальше никому не хотелось, да и потом, куда они все отсюда де­нутся? Подождут и до завтра, когда появятся новые силы либо последует очередное указание начальства. Испол­нители стали разбредаться по домам. А вслед за ними волнами катились страшные рассказы об учиненных ими насилиях в кабинетах следственного изолятора. И вечер­ний город, казалось, оцепенел от ужаса. Такого здесь еще не происходило.

Улицы опустели, люди заперлись в домах. Город слов­но вымер. Шедший в здание администрации подполков­ник Затырин искренне удивлялся этому обстоятель­ству — ему-то пока никто не докладывал о том, как от­личились его молодцы. Но главное — видел он — было достигнуто: в городе установился порядок.

Как человек, который твердо полагает, что он умеет видеть перспективу, Павел Петрович размышлял о про­веденных мероприятиях. И между прочим, устраивало его в этом смысле далеко не все.

Ну утихомирили народ. Показали лицо хозяина, чтоб запомнили и не рыпались без указа. Но взяли-то смутья­нов — а сколько их? Десятка три-четыре? На такой го­род?! Да где ж оно видано, скажут в области, чтобы из-за такого мизерного количества народу пришлось задей­ствовать ОМОН?! Они там в районе, скажут, с ума все посходили? А если сами уже не умеют справляться с си­туациями, значит, им и не место на занимаемых должно­стях! И ведь будут, думал обуреваемый сомнениями и недобрыми предчувствиями подполковник Затырин, по- своему правы… И если так, то, значит, надо немедленно выправлять положение.

Вот, собственно, с этой идеей он и шел теперь к Са­велию Тарасовичу — отчитаться за прошедший день и обсудить ближайшую перспективу, план которой он себе в принципе наметил. Ну а если и произойдут какие-то нестыковки, то мелкие неудачи, а скорее всего, незна­чительные недочеты можно будет списать на сложность ситуации в районе вообще.

Затырин считал для себя необходимым зачистить, как это было уже проделано, не только левобережную часть города, на которой располагались центральные властные учреждения и основные культурные заведения — казино с ресторанами, клубы игровых автоматов, стадион со спортивными сооружениями, кинотеатры и редакции газет — и были сплошь асфальтированные улицы, но и правобережную его часть, населенную главным образом заводской молодежью, всегда отличавшуюся строптиво­стью и вольными нравами, которые были вовсе не по душе милицейскому начальнику. Там, среди этой моло­дежи и подростков, набирали преступные сообщества своих волонтеров и там же — уверен был подполков­ник — таились основные резервы протестной части на­селения.

Зарплату рабочий люд уже давно получал не вовре­мя, если вообще получал. Молодые парни покуривали травку, частенько устраивала пьяные драки с увечьями, девицы «работали» на сияющих по вечерам всевозмож­ными огнями центральных улицах левобережья — и ведь находились же охотники до их прелестей!