Дальняя пристань

На горизонте ни одной баржи. Такое впечатление, что вновь с причала рухнул единственный пятитонный кран. Такое бывает раза два в навигацию. Старый чиненый-перечиненный пятитонник не выдерживает хронического перегруза и валится вместе с тюками и еще с чем-то необходимым в воду. К счастью, сколько помню, крановщик всегда успевал вовремя выскочить из тесной кабины. В этот момент весь погрузочный конвейер останавливается, минимум на полдня.

Кран собирают, чинят, подваривают, и опять он журавлем клюет упаковку за упаковкой. Ремонтировать стараются быстро, уж больно дорого стоит простой судов на рейде.

Не раз, в конце навигации, скучно глядя в цифры бухгалтерского отчета, парторг говорил:

«Да, на деньги, потерянные от простоев, можно каждое лето покупать по два таких крана». Но краны дефицит, и наш чудо-кран честно работал и падал, снова работал и падал уже с десяток лет.

Солнце пригревало. Матросов на палубе не было. Мы спокойно лежали на свернутом брезенте, но тут громкоговорители так рявкнули, по выражению наших родителей, буги-вуги, что мы от неожиданного обвала неотесанных звуков подпрыгнули на своем ложе. Обернувшись на репродукторы, вмонтированные ниже лееров капитанского мостика, увидели чудо из чудес. Две девчонки, нашего возраста, обе в штанах, отплясывали на гудящем металле и прыскали в кулачки. Под необычный для наших ушей ритм они резко подергивали руками, плечами, головой, словно кто-то невидимый тянул и отпускал веревочки, привязанные к разным частям их тела. Такое мы видели впервые. У нас был друг, лаборант у геофизиков, Толик Саидов, так он знал про танцы почти все и говорил, что «на диком Западе» пляшут мощнейший танец «епсель-мопсель». Может, и взаправду это был тот самый танец, но в исполнении Толика он смотрелся так же, как если бы номера цирковой лошади доверили исполнять тюленю с нашего побережья.

В нарушение всех международных этикетов и строгих предписаний бывалого парторга, имевшего дело с незваными иностранцами с сорок второго по сорок пятый в Баренцевом море, мы сидели с открытыми ртами.

Наши одноклассницы были застенчивыми домоседками и, несмотря на то, что в свое время на школьных вечерах отплясывали и твист и шейк на танцах в клубе, держались стайками, поближе к круглым окрашенным черным печкам, зябко ежились под взглядами и вообще страдали от постоянного надзора присутствующих в зале кумушек и мамаш, рассиживающих на скамейках вдоль стен. Здесь же все было естественно, весело и в какой-то мере вызывающе нахально. Блестящие, невиданные еще нами синтетические кофточки-распашонки, завязанные узлом на животах, яркими бликами мелькали под солнцем.

Радость выплескивалась на наши непроснувшиеся лица, освещала их, по нашим болотным робам, натянутым по случаю, проскакивала искра подначивающего задирающегося смеха, заставляющего трепетать сердца. Колени предательски дрожали, хотя всем своим видом мы старались показать — видели, мол, мы всякое. Видели-то видели, но с подобной раскованностью встречались впервые. Словно резвящиеся кулички, мелькали девчонки по площадке мостика, раскинув крылья широких рукавов блузок. И нам так захотелось сбросить неуклюжие ветровки, стащить сапоги и босиком вместе с ними наяривать дикий танец молодости на гудящем клепаном железе палубы, что мы, не сговариваясь, чтоб не сорваться, кинулись к трапу.

Смущенные, потерявшие всю выправку портовых «героев» мы мешковато спускались в трюм, украдкой оглядываясь на веселящихся девушек. Внизу Витька вытер вспотевший лоб.

Был июль — самая прекрасная пора заполярного лета В тундре на светлых сухих полянах цвели «огоньки», одуванчики качали головками, ожидая, когда их причешет сильный порыв ветра с губы. А здесь, в море, стоял аромат свежей рыбы, чайки булькались в волнах, призывно гудели пароходы, уходящие на «Большую землю». Какой-то гриновский вирус витал в воздухе.

Музыка все лилась, гремела и грохотала. Телевизоров мы не знали, и кругозор расширялся самостоятельно. Из водопада уже отшумевших мелодий мы уловили еще только начинавшую Мирей Матье и уже заканчивающего свой блистательный круг Шарля Азнавура. И хотя остальное было загадкой, мы очень выросли в собственных глазах: как-никак, а кое-что уловили.

Мы снова полезли наверх, готовые ко всему. Как мы с девчонками поняли друг друга, до сих пор не ясно. Все же интересно посмотреть со стороны, как мы объяснялись с девчонками.