Дальние родственники

Анечка выдержала легкую паузу, словно обдумывала, шутит ли он, или серьезен, и благодарно сжала его ладонь.

- Вы добрый, - сказала она задумчиво.

Удивительно, как она умела настраиваться на его волну: только что в голове его медленно проплывали обрывки мыслей о доброте, благотворительности. Ощущение совпадения волны было приятно: как будто точно настроил приемник, и звук получался чистый, без помех и хрипоты.

- Добрый... - повторил он. - Не знаю, друг мой, Анечка. Не знаю. Не уверен... Явного зла, пожалуй, людям не делал, но особенно творить добро тоже не кидался... Это ведь, знаете, очень просто. Главное - сразу не кинуться, по первому неразумному импульсу, удержаться. А сразу не кинешься - тут тебе здравый смысл тотчас охапку причин подсунет, почему именно в данном конкретном случае не следует торопиться. Конечно, принято сейчас на времена все списывать, но боюсь, я им особенно и не сопротивлялся...

- А я вам, Володенька, не верю. Злой человек никогда не забудет подчеркнуть свою доброту.

- Анечка, вам обязательно нужно сочинять афоризмы, лаконизмы, иронизмы - как они там теперь называются.

- Спасибо. Давайте говорить друг другу комплименты... заметила она слегка дрожащим, но верным голоском. - Помните? Булат Окуджава.

- Помню. Но только одну строчку.

- И достаточно. Если я помню хоть одну строчку, у меня все равно ощущение, что стихи эти я знаю. Если знаешь хоть один элемент пейзажа, он уже не может быть чужим...

- Гм... Вопрос, Анечка, спорный. Впрочем, я из спорных вопросов уже сутки, наверное, не вылезаю, застрял в них, как Иона во чреве кита.

- Только не тоните, милый друг. - Анечка еще раз пожала легонько его руку и тут же отдернула свою, потому что по аллее шли две ветеранши, явно изголодавшиеся по сплетням. - А что вас мучает? - спросила она и посмотрела на него, округлив от любопытства подведенные глазки.

Владимир Григорьевич вздохнул. Разомлел он на солнышке подле Анны Серафимовны. Попробуй расскажи ей... А почему бы и нет? Как раз она-то смеяться не станет, наоборот.

- Помните, вчера, когда вы рассказывали нам о...

- Хьюме.

- Да, Хьюме. Постучал Ефим Львович и сказал, что ко мне пришли.

- Да, конечно. Фимочка всегда все узнает раньше всех. Иногда мне кажется, даже раньше, чем что-либо случится.

- Ну уж...

- Это я для красного словца.

- Короче говоря, ко мне пришли посетители. Первые, должно быть, за полгода.

Анна Серафимовна вздохнула и печально кивнула. И оранжевые ее волосики тоже печально кивнули.

- Я понимаю, - сказала она. - Катька моя, слава богу, приходит ко мне каждую неделю, внучки заскочат раз в месяц в два. Но ведь не ко мне приходят. Долг выполняют. Так принято. Для себя приходят. Для некой внутренней галочки. Представляете, Володенька, я никогда не чувствую себя такой одинокой, как когда они у меня здесь. Сидят как на иголках, чувствуешь, как они минуты каблуками шпыняют, мол, тащитесь быстрее, окаянные. Мне бы, кажется, этими минутками наслаждаться, смаковать их, а не могу. Тоже начинаю в такт секундной стрелке дергаться, представляете? А с другой стороны, чего на них обижаться? У нас же не просто разница в возрасте, разница может быть в пять, десять, пятнадцать лет. Мы же принадлежим к разным видам. Мне порой кажется, что у меня и старой собаки куда больше общего, чем у меня и моих внучек-финтифлюшек... Честное слово. - Анечка виновато улыбнулась. - Я вас, Володенька, совсем заговорила, не даю вам рта раскрыть. Рассказывайте, милый друг.

- Пришли, значит, двое, парень и девушка. Приятели внука, принесли апельсины, те самые, которыми я вас утром угощал. Марокканские. Ну-с, и рассказывать-то было бы, строго говоря, нечего, если бы я не испытывал во время их коротенького визита какое-то странное волнение, прилив сил, который, как видите, продолжается до сего момента, тьфу, чтоб не сглазить.

- Вполне все понятно. Привет от вашего любимого Саши, первый визит за долгое время...

- Вы были бы абсолютно правы, если бы не одна маленькая деталь. Молодой человек - его зовут Сергей - протянул мне кулек с апельсинами, точнее, не кулек, а сероватый такой магазинный пакетик. Я машинально протягиваю руку, чтобы взять его, и тут спохватываюсь, что рука-то левая. Она у меня после инсульта совсем стала слабенькая, не то чтобы двухкилограммовый пакет удержать, газету с трудом держишь. И автоматически, рефлекторно разжал пальцы, испугавшись, что не удержу апельсины. - Владимир Григорьевич посмотрел виновато на собеседницу, гмыкнул. - И пакет повис в воздухе.

- В воздухе?

- Да.

- Ваш этот... Сергей заметил?

- Н-нет как будто. Пожалуй, нет. Он никак не обратил на это внимания.

- А видел он висящий пакет?

- Не могу ручаться, но, наверное, видел.

- Он вам протянул пакет?

- Да.

- Тогда он видел.

- Почему вы так уверены?

- Судите сами. Вот мы с вами разговариваем. Я хочу что-то вручить вам. Куда я смотрю? В сторону? Назад? Нет, конечно. Я смотрю на то, что вручаю вам. Вот так. Согласны?

- Наверное, - неуверенно кивнул Владимир Григорьевич.