Дальний и Ближний (СИ)

Закутывает нас в плед и поджимает мои ноги ближе к своим, чтобы мне удобнее и теплее было сидеть у него на коленях.

Уплываю от тепла и его близости. Утыкаюсь носом в шею, вдыхаю дурманящий мужской запах, смешанный с горьким сигаретным. И мне нравится…

— Морозов, ты счастливчик.

— Почему это? — трётся носом о мою щёку.

— У тебя шикарный вид с балкона, — показываю на светящийся через Амур китайский город.

— Знаю. Поэтому и купил её. Люблю, когда красиво… Двушка, но при этом цена из-за этой иллюминации конская.

— Тебе бы вид на заправку, как у меня. А тут смотришь и радуешься.

— Переезжай ко мне, — шепчет в шею, слегка целуя.

— Ты серьёзно? — смотрю на него во все глаза.

— Вполне, — улыбается. — Временно я к тебе на ночь ездить не могу, у меня болезный в квартире. Причём на головушку. А без тебя я спать больше не хочу.

— Я не могу, — опускаю глаза.

Мне не позволят переехать.

— Зачему? — задаёт дурацкий вопрос из юмористического шоу.

— Потомукто, — да, я тоже смотрела.

Он смеётся, а я прижимаюсь снова к любимому. Глеб начинает покачивать меня, как маленькую девочку.

Меня так только в детстве качали, мне годика два или три было. Мама успокаивала, когда я ночью пугалась ссор родителей.

— У тебя есть загран паспорт? — неожиданный вопрос.

— Нет. А зачем?

— Жаль. Можно было бы на выходных съездить в Китай, пройтись по магазинам, поужинать и домой.

— В смысле в Китай? Вот так просто? Без визы? — смотрю на него, как на умалишённого.

— Белка, признавайся — откуда ты? — серьёзно.

Он догадался?

— Из Хабаровска… Я же говорила…

— А ощущение, что ты в Чили жила. Никакой визы не надо, покупаешь во-о-н там, — показывает пальцем на здание, — билетик туда и обратно, и едешь. Насколько знаю, в Хабаре всё точно так же, только ехать до таможни надо.

— Я никогда не ездила в Китай.

— Ну, значит, надо это исправить, оформить загран и поедем.

Кто ж мне с моей фальшивой биографией разрешит его получить.

Только сейчас я вспоминаю, что за день ни разу не взяла в руки телефон.

А если Аксёнов звонил или писал?

Где я нахожусь, он наверняка знает, сам сказал, что следилка в телефоне. Но я не предупредила, что собираюсь здесь остаться.

Под предлогом, что хочу в туалет, сбегаю от Глеба и проверяю смартфон. Ничего. Только одно сообщение от Риты.

Может у него сегодня выходной?

Семья есть, с которой тоже нужно время проводить.

Но предательский мороз по коже всё равно ползёт. Набираю сообщение, что у меня всё хорошо, и думаю отправлять или нет. У меня от этого человека кровь в жилах стынет, после того, как он меня поцеловал. Я до сих пор не помню, как это было, что я чувствовала, только неприятное послевкусие на губах. Но и не общаться с ним я не могу.

Нажимаю на значок " отправить" и ловлю себя на том, что жутко боюсь его ответа.

— Кому ты пишешь? — голос Глеба за спиной.

Я поворачиваюсь и почему-то бледнею.

— Рите… Она написала, что они хорошо отдохнули. Ответила, что у нас тоже весело, — лгу.

— А чё тогда так испугалась? Я такой страшный? — хмурит брови.

— Нет, — улыбаюсь.

Неожиданно раздаётся звонок в дверь, и я подпрыгиваю от неожиданности.

— Белка, с тобой всё в порядке? Расслабься, это суши привезли, — направляется в прихожую.

У меня в руках дребезжит телефон. Сообщение от Аксёнова.

Ок?

Всего две буквы?

Но они словно камень с души снимают.

Выдыхаю и успокаиваю свои натянутые нервы.

* * *

— Не проси! — Глеб ругает Дикого, который опять попрошайничает еду со стола. — У тебя диета. Камушки свои коричневые ешь.

Пёс скулит и жалобно смотрит на меня.

— Даже не вздумай! — грозит мне палочками Морозов.

По моим глазам видно, что мне жалко пёсика и хочется отдать ему свою порцию. Пару недель назад я его боялась, как огня, а сейчас готова накормить последним куском хлеба. Нет, последним куском ролла.

— Ну, один кусочек…- умоляю его.

— Сначала кусочек суши, потом сосисочку. А дальше он котлеты со стола таскать начнёт.

— Не преувеличивай!

— Алина, это не преувеличение! Мы уже всё проходили. Я кое-как отучил его еду не воровать со стола. А ты мне своей жалостью всё воспитание пустишь коту под хвост. Он, — тыкнул пальцем в Дикого, — не подмышечная болонка. Он зверь. Охотник.

— Ружьё ему ещё дай! — обижаюсь.

— Его задача дичь загонять, а не сожрать её.

— Он же не охотничья собака!

— Ему нравится.

— Морозов, ты живодёр!

— У меня вся семья охотники. Так что это преемственность поколений. Прадед пушниной занимался. Белке в глаз бил. Извини, — давит смешок после паузы.

— У тебя, что денег нет, мясо в магазине купить? — смотрю на него с недоумением.

— Есть. Но это другое. Не знаю, как объяснить…

— Где твоё оружие? — оглядываюсь.

— Не ищи. Его здесь нет. Всё в доме у родителей. Небезопасно хранить карабин в городской квартире. А там, у отца, надёжный сейф.

— Чего ещё ожидать от человека, который в военной части вырос.

— А что в этом плохого? — удивляется.

— Ничего. Только мне кажется, что военные они какие-то чёрствые, излишне дисциплинированные, — задумчиво вожу палочками в воздухе.

— Что в этом плохого? — повторяет вопрос и приподнимает на меня глаза Морозов. — Или тебе нравятся утончённые, изнеженные белоручки?