Дальний свет

Она недовольно хмурилась, о чём-то размышляя, потом повернулась к Гречаеву:

— Вы не знаете, как сделать так, чтоб человек сказал то, что знает, но не хочет говорить?

— Простите?

— Нет, ничего, — Лаванда снова над чем-то задумалась. — Наверно, нельзя никак. Я только понимаю, что она врёт, но на этом всё.

— Что ж… Судя по прошлым годам, здесь ей мало равных, — Гречаев подобрался к столу, ненавязчиво, как бы невзначай оглядел разложенные книги: «История древностей и реликвий», «Чёрное время: цифры и факты», «Ринордийск в лицах» — что только читает правительница. — То же телевидение… Требуется определённая сноровка, чтоб вести передачи новостей: ведь сказать сегодня одно, а завтра, не моргнув глазом, совсем другое… Не каждый это сможет. Я уже молчу про Софи Нонине: чтобы обманывать её нужен был, я бы сказал, своего рода талант…

— Странно, что она ещё там, — произнесла Лаванда, будто бы и не ему.

Гречаев замолчал. Второе «простите?» было бы совсем неуместно, но он и впрямь её не понял.

Лаванда подняла голову и, будто услышав его мысли, пояснила:

— Странно, что Китти ещё на телевидении, — она слегка наклонилась вперёд и доверительно уставилась на Гречаева. — Кстати, вы знали? Что она не Башева?

15

— Ну что… Я проверил, — Феликс стоял на пороге комнаты, но не входил, опираясь спиной о косяк. — Всё именно так.

— Ты проверил те поступления? — несколько удивилась Китти.

Тот усмехнулся:

— Ну… как бывший оппозиционный журналист должен же я что-то уметь.

Сказано было с гордостью, хотя по глазам было заметно, что ему не так легко сейчас это изображать. Феликс вошёл, сел рядом на диван, положив бумаги здесь же.

— Всё так же, как на твоей распечатке. Приходило раз в месяц… Всегда одна и та же сумма, но в последний — чуть меньше. Это сентябрь, — он мельком настороженно взглянул на Китти. — Дата варьировалась несильно, поэтому, по идее, должно было прийти и в октябре, ещё до Замёлова. Его же грохнули в конце месяца.

Китти кивнула:

— Да, я поняла, что. У Софи было два метода для протестов. Вычисление сверху, чтоб подавить. И вычисление изнутри, чтоб… направить, куда надо, скажем так. Первое было за Кедровым, второе — за Замёловым. Думаю, к октябрю во втором она окончательно разочаровалась.

— И поставила на Кедрова? Похоже на то…

Оба замолчали: каждый задумался о собственных приметах того времени, которое по обыкновению пролетело мимо, хлестнув разлетающейся вуалью.

— Что с телефонами? — наконец прервала молчание Китти.

— С телефонами всё плохо. Как и должно было быть, — он поднял распечатку со звонками. — Тут просто. Это сам Хустик. Это Вислячик — он бывал у нас иногда, но больше был по всяким проектам… Иногда помогал, если кто-то попадался: ну, там, вытащить из-под ареста, всё такое… Не всех, конечно, на многих просто забивали. Эти два… Мамлев и Дукатов. Их я вообще не видел вживую, но мы все знали, что во многом они всё организуют… ну и финансируют, конечно, тоже, — он невесело ухмыльнулся. — Разумеется, в нашем кругу эти номера не ходили, они пользовались другими. Эти, видимо, для других дел.

— А этот? — Китти указала на последний из номеров.

— Этот — не знаю, — Феликс покачал головой. — Прочесал всё что только было можно. Этого нигде нет.

Китти подчеркнула пальцем последнюю строчку:

— С него звонили в том числе Софи. Это её внутренний телефон.

— За несколько дней до убийства, — Феликс вновь мельком и настороженно глянул на неё. — Я ведь по нему даже звякнул!

— И что?

— Не ответили. Возможно, он вообще уже нерабочий.

— Ты бы всё же осторожнее, — спокойно заметила Китти.

— Так и будем вечно осторожничать? Их осталось только вскрыть поимённо. Потом можно будет действовать уже официально.

Китти изобразила намёк на улыбку:

— Рассказать Лаванде?

— Как вариант, — Феликс тряхнул головой. — Если я всё же добьюсь приёма и поговорю с ней лично, это будет даже лучше всего.

Китти промолчала.

— Что? Думаешь, мне она поверит меньше, чем любому из них?

— Может, и так. А кроме того, я не уверена, что надо сейчас поминать всё это.

Феликс замолк на пару мгновений.

— Ну отлично, — он поднялся с дивана и заходил по комнате. — Они были в сговоре с Нонине, теперь сидят в правительстве, но давайте не будем это вспоминать: дело давнее, с кем не бывает… Правильно, что.

— Я просто не вижу, что бы от этого поменялось, — сказала Китти.

Феликс вздохнул, прислонился спиной к подоконнику:

— Опять дважды два пять.

— Может, и пять.

— Удивительный ты человек, — с беззлобной насмешкой он искоса поглядывал на Китти. — Хранить у себя такой компромат и не думать что-то с ним делать… Шпионить на оппозицию и ни на секунду не верить, что что-то изменится… Да ладно, пять лет вести «Прямую линию», зная, какой всё это бред! Так, подожди… — он будто вспомнил о чём-то и резко оттолкнулся от подоконника. — У тебя же по четвергам дневные эфиры. Почему ты не там?

— Меня уволили.

— В смысле «уволили»?

— Указ сверху, — пояснила Китти. — Лично от госпожи Мондалевой.

— Так, — он вновь прошёлся по комнате, засунув руки в карманы, вытащил зажигалку, покрутил её в пальцах. — Понятно. Мне всё же надо к ней заявиться.