Дальний умысел

Квелый Пипер к концу полета так и не разобрался – почему ему чуть не снесли голову, кто такие О'Пипер, Пипарфат, Пипман, Пиперовский и тому подобные; и все это в дополнение к проблемам, предстоящим ему как автору «Девства». Но в качестве подставного гения Пипер примерил уже столько ролей, что прошлые стали мешаться с теперешними, И сами собой следовали: потрясение, кровопролитие, удушение и воскрешение – и недаром его неповрежденная голова покачивалась на спинке в марлевом тюрбане. Он тупо глядел в окно и думал, что бы такое сделали на его месте Конрад, Лоуренс или Джордж Элиот. Ясно было только, что они на его месте отнюдь не оказались, а больше ничего. И от Сони помощи не было: она размышляла, как бы обратить происшествие себе на пользу.

– Как ни крути, а мы его поддели не хуже, чем он нас, – сказала она, когда самолет пошел на посадку над Бангором. – Тебе расшатали нервы, и ты для турне не годишься.

– Совершенно согласен, – подтвердил Пипер.

Соня тут же обезнадежила его.

– Это ты брось, – сказала она. – У Хатчмейера договор дороже денег. Он и с операционного стола вытащит тебя на публику. Нет, мы к нему подъедем насчет компенсации. Тысяч так в двадцать пять.

– Я бы лучше домой поехал, – сказал Пипер.

– И поедешь, только я уж постараюсь, чтоб на полста косых богаче.

– Так ведь мистер Хатчмейер рассердится? – возразил Пипер.

– По-твоему, просто рассердится? Да он головой потолок пробьет!

Пипер представил, как мистер Хатчмейер пробивает головой потолок, и ему это ничуть не понравилось. Еще один ужас, как будто ужасов и без того не хватает. Когда самолет сел, Пипера просто трясло, и Соня еле-еле вытащила его на трап и с трапа в подъехавший автомобиль. Вскоре они мчались мимо нескончаемых сосен в гости к человеку, которого Френсик как-то по неосторожности наградил титулом «Аль Капоне печатного мира».

– Теперь все разговоры предоставь мне, – сказала Соня, – помни, что ты тихий, застенчивый автор. Скромность, скромность и скромность.

Автомобиль развернулся и въехал в ворота, украшенные надписью: «К Усадьбе Хатчмейера».

– Скромности маловато, – заметил Пипер, окинувши взглядом дом в окружении пятидесяти акров сада и парка, берез и сосен – роскошный памятник романтической неразберихи конца прошлого столетия, деревянное изделие архитекторов Пибоди и Стирнса. Шпили, мансарды, башенки с голубятнями, решетчатые верандочки в круглых оконцах, витые трубы и зубчатые балконы – словом, Усадьба самая внушительная. За въездными воротами автомобили уже стояли друг на друге. Огромные двери растворились, и дюжий краснолицый мужчина сбежал с крыльца.

– Соня, детка, – заорал он, прижимая ее к гавайской безрукавке, – а это небось мистер Пипер? – Он стиснул руку Пипера и окинул его бешеным взглядом.

– Великая честь, мистер Пипер, вы у нас предорогой гость! – галдел он, затаскивая предорогого гостя вверх по ступеням и вталкивая в дверь. Внутри дом был ничуть не менее примечателен, чем снаружи. Необъятный холл вмещал камин XII века, ренессансную лестницу, средневековые хоры и сатанинский портрет Хатчмейера в миллиардерской позе Дж. Моргана на знаменитой фотографии Э. Стейкена; пол устилала мозаика, во всех деталях изображавшая процесс изготовления бумаги. Пипер осторожно миновал падающие деревья, пробрался между распиленными бревнами, обошел котел кипящей целлюлозы и шагнул на ступеньки, с которых ему улыбалась божественно сложенная женщина.

– Бэби, – сказал Хатчмейер, – познакомься с мистером Пипером. – Мистер Пипер, моя супруга, Бэби.

– Дорогой мистер Пипер, – томно проворковала Бэби, коснувшись его руки и улыбаясь ничуть не более, чем разрешили хирурги. – Я просто сил нет как хотела с вами повидаться. Лучше вашего романа я вообще в жизни ничего не читала, спасибо вам.

Пипер глянул в яснолазурные контактные линзы мисс Пенобскот 1935 года и обомлел.

– Вы очень добры, – пролепетал он. Бэби подхватила его под руку и прошествовала с ним в гостиную.

– Он что, всегда в тюрбане? – спросил Хатчмейер у Сони.

– Не всегда, нет, только если его долбанет летающей тарелкой, – холодно объяснила Соня.

– Только если долбанет летающей тарелкой, – зашелся хохотом Хатчмейер. – Слыхала, Бэби? Мистер Пипер надевает тюрбан, если его долбанет летающей тарелкой. А, каково?

– С бритвами по краям, Хатч. С бритвами, это заметь! – сказала Соня.

– Ну, если с бритвами, тогда конечно, – потух Хатчмейер. – С бритвами – это другое дело.

В гостиной было около сотни людей: все с бокалами и все перекрикивали друг друга.

– Гости, – проревел Хатчмейер, перекрыв гомон, – привет вам всем от мистера Питера Пипера, главного английского романиста после Фредерика Форсайта!