Дальний умысел

– С ума сойти. Сто пятьдесят фунтов за двух задавленных детей и пятнадцать тысяч – за оклеветанную женщину, о которой Джеймс и понятия не имел!

– Задавленных на пешеходной дорожке, – горько добавил Френсик. – Заметь себе: не где-нибудь, а на пешеходной дорожке.

– Бред. Собачий бред сивой кобылы, – сказала Соня. – Нет, как доходит до суда, так вас, англичан, хоть на цепь сажай.

– Джеймсфорт, наоборот, сорвался с цепи, – сказал Френсик. – Нам он теперь не автор. Он больше знать нас не хочет.

– Да мы-то здесь при чем? Мы фактической проверкой в гранках не занимаемся. Это «Пултни» обязаны были. Вот бы и отловили клевету.

– Черта с два. Как это, интересно, «отловить», что некая Дездемона Хамберсон проживает в графстве Сомерсет, выращивает люпины и причастна к «Женскому институту»? Такое нарочно не придумаешь.

– Ну, повезло тетке. Надо же – пятнадцать косых только за то, что ее обозвали нимфоманкой! Ничего себе. Да пусть меня сто раз так обзовут, я еще спасибо скажу, если за пятнадцать…

– Держи карман, – сказал Френсик, пресекая это крайне маловероятное предположение. – За пятнадцать-то тысяч я бы тоже запросто нанял пьяного шофера и раздавил бы ее прямо на пешеходной дорожке. Поделили бы с ним на двоих пятнадцать тысяч минус сто пятьдесят – и неплохо бы заработали. А если уж на то пошло, угробили бы заодно и мистера Гальбанума: зачем посоветовал «Пултни» и Джеймсфорту обратиться в суд?

– Ну, клевета-то непреднамеренная, – возразила Соня. – У Джеймса и в мыслях не было опорочить эту женщину.

– Само собой. Однако же он ее опорочил, а согласно Акту о диффамации от 1952 года, охраняющему в подобных случаях интересы авторов и издателей, клевета является непреднамеренной, если приняты были все разумные меры, чтобы…

– Разумные меры? Какие такие – разумные?

– Маразматик-судья счел, что вот такие: надо было пойти в архивы Сомерсет-Хауса и выяснить, не родилась ли в 1928 году девочка по имени Дездемона и не вышла ли она в 1951 году замуж за некоего Хамберсона. Дальше – просто: ищешь фамилию Хамберсон по ежегодникам Ассоциации люпиноводов; если ее там нет, соображаешь: а не проверить ли списки членов «Женского института» или, пожалуй, сомерсетскую телефонную книгу? Ничего этого сделано почему-то не было, и вот, пожалуйста: с них пятнадцать тысяч, а мы – пособники авторов, клевещущих на беззащитных женщин. Давайте шлите романы на адрес фирмы «Френсик и Футл» – как раз угодите на скамью подсудимых. Мы теперь изгои в издательском мире.

– Ну, уж не так все ужасно. Вляпались мы впервые, и кто же не знает, что Джеймс – отчаянный пропойца, с него и спросу-то нет, кого он там где обидел.

– С него, может, и нет, зато с нас есть. «Пултни» уже распорядились: Хьюберт звонил мне вчера вечером, чтобы мы ему романов больше не слали. Только пойдет об этом слушок – и увязнем по уши в финансовой, мягко говоря, трясине.

– Обязательно, конечно, надо кого-то подыскать взамен Джеймса, – сказала Соня. – Такого мастака по части бестселлеров враз не вырастишь.

– Люпины будем выращивать, – угрюмо отозвался Френсик и пошел к себе в кабинет.

День выдался преотвратный. Телефон трезвонил почти без умолку. Авторы интересовались, скоро ли их потянут на Королевскую скамью Высокого суда правосудия за то, что они использовали имена однокашников, а издательства возвращали принятые к публикации романы. Френсик сидел, снимал трубку, нюхал табак и старался быть вежливым. Часам к пяти ему это стало совсем невмоготу, и когда позвонил редактор «Санди график», не хочет ли он тиснуть обличительную статейку насчет британских законов о клевете, Френсик сорвался.

– Чего вы от меня хотите? – орал он. – Чтоб я сунул голову в петлю, а меня бы вздернули за пренебрежение к суду? Кажется, и так этот чертов кретин Джеймсфорт собирается опротестовать судебное решение!

– На том основании, что клеветнический пассаж про миссис Хамберсон – целиком ваша вставка, да? – полюбопытствовал тот. – Защитник, помните, как раз и предположил…

– Дьявол меня раздери, да я самого вас упеку за клевету! – завопил Френсик. – От Гальбанума я стерпел такой намек, только чтоб не скандалить в суде, а вы повторите-ка мне это при свидетелях – живо окажетесь на скамье подсудимых!

– Трудновато вам придется, – посочувствовал редактор. – Тот же Джеймсфорт будет против вас свидетельствовать. Он ведь клянется, что вы с ножом к горлу требовали опорочить миссис Хамберсон, а когда он не согласился, изменили текст прямо в гранках.

– Это гнусная ложь! – вскричал Френсик. – Скажут еще, что я сам пишу за своих авторов!

– А что, разве нет? – вежливо удивился редактор. Френсик осыпал его проклятиями и ушел домой с головной болью.