Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии

Освоение востока он сравнивает с открытием Америки. Но русские и в прямом смысле слова открыли Америку, придя в неё с запада. Дальний Восток – наш Новый Свет. Если Новая Англия, отделившись от старой, превратилась в США, то Россия выросла, сохранив цельность и оставшись собой. Или даже так: по-настоящему став собой, найдя себя[7].

Слова Ломоносова о том, что могущество России будет прирастать Сибирью, чаще всего цитируют в усечённом виде. Они взяты из интереснейшей работы 1763 года «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию». В ней Ломоносов обосновал возможность и необходимость открытия Северного морского пути[8]. «Россия… простерла свою власть до берегов Восточного океана… но как за безмерною дальностию для долговременных и трудных путей сила ея на востоке весьма укоснительно и едва чувствительно умножается, так и в изыскании и овладении оных земель и в предприятии купеческого сообщения с восточными народами нет почти больше никаких успехов», – писал он, доказывая, что проблемы решит «морской северный ход». Это Ломоносов утверждал ещё до нынешнего потепления, когда ледовая шапка Земли стала шагренево сжиматься, освобождая всё больше путей для движения (в том числе безледокольного) сухогрузов, танкеров, газовозов. В конце – знаменитые слова: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и Америке». Под Сибирью, понятно, Ломоносов подразумевал всё пространство от Урала до Тихого океана.

О том же он писал и стихами, вкладывая в уста первого русского императора такие слова (поэма «Пётр Великий», 1756–1761):

Лишает долгий зной здоровья и ума,
А стужа в севере ничтожит вред сама.
Сам лед, что кажется толь грозен и ужасен,
От оных лютых бед даст ход нам безопасен.
Колумбы росские, презрев угрюмый рок,
Меж льдами новый путь отворят на восток,
И наша досягнет в Америку держава…

Широко мыслил Ломоносов.

Как понять, объяснить это великое стремление на восток, в неизведанные земли, при отсутствии связи и дорог? Слово «романтика» было ещё не в ходу. Шли за землёй? За свободой? Подальше от начальства – и одновременно чтобы выслужиться? В обетованное Беловодье? За соболем, как американцы за золотом?

Именно соболь должен был стать тотемным зверем русских. В освоении Сибири, то есть в становлении современной России как таковой, он сыграл гигантскую роль. А дальше, на Тихом океане, обнаружились морские котики и каланы, которые довели русских до Америки. Пушнина, «мягкая рухлядь», была для России тем же, чем сейчас является газ, – валютоёмким экспортным ресурсом. Нужно ставить памятники соболю – имперообразующему зверю, который сподвиг наших предков ещё в XVII веке дойти до оконечности евразийского материка. Но соболю не досталась даже малая часть культа, каким окружён медведь.

Что нам на самом деле медведь? Прочно прописавшийся в русском фольклоре, он никогда не был для нас тем, чем для северных народов были олень или морж. Не говоря о том, что медведь – символ слишком затёртый, общеевропейский: и Берлин, и Берн названы в его медвежью честь. Неразборчив в еде, неуклюж, спит зиму напролёт… Соболь – совсем другое дело. Изящный, хищный, юркий, он «сделал» несколько русских веков.

Или же не в пушнине дело, а в экспансионистском инстинкте («Чтоб от Японии до Англии сияла родина моя», – сформулирует позже Павел Коган)? Может быть, империя в силу самой своей природы расширяется, подобно газу, занимая весь возможный объём?

Едва ли стоит объяснять русскую экспансию на восток исключительно соболем, как это делают западные авторы. Канаде, допустим, не помог и соболь: её освоили лишь по узкой полоске вдоль южной границы.

Предки наши как будто знали, что земли много не бывает. Что на ней и в ней обнаружится то, чему пока не было ни применения, ни порой даже названия, – от нефти до урана. Что в её реках и снегах будут вязнуть пришельцы с запада, а на необъятном пространстве можно будет строить города и космодромы, искать золото и алмазы, создавать тылы, куда можно будет отступать и где можно будет готовить непобедимые резервы.

Если Ермаки, Атласовы, Дежнёвы, Хабаровы этого не знали, то чувствовали.

Дежнёвым ХХ века стал Гагарин.