Дальше ваш билет недействителен

Я бы хотел наконец сказать, что если и имею право на какую-нибудь симпатию, Лора, то всего лишь потому, что боюсь потерять тебя из-за любви, а не как собственник. Я знаю, что мой страх на этих страницах очевиден. Он чувствовался даже в моих отношениях с сыном: желание обрести продолжателя, не лишиться всего окончательно. Когда я понял, что фантазий мне уже недостаточно, я попытался оставить Лору. Мне казалось, что Жан-Пьер смотрел на нее с большим дружелюбием, быть может, даже с нежностью. И он так похож на меня, мой сын: тоже не уступит ни пяди своей территории, как и все в нашем роду. Мне так часто говорили: «Он вылитый вы, Жак, только на тридцать лет моложе…» В общем, я объединил Лору и Жан-Пьера у себя за обедом. Надо было дать шанс удаче. Она норой любит, чтобы к ней чуточку поприставали, подмигнули, приволоклись за ней, и нередко показывает, что чувствительна к воображению. Я ощущал, что дошел в своих отношениях с Руисом и самим собой до предела возможного, и уже готов был смириться, лишь бы только получить какой-нибудь благожелательный знак судьбы. Так что я ловил взгляды Лоры и моего сына, которыми они могли обменяться, или немного затянувшееся молчание, которое прерывают прежде, чем оно станет красноречивым. Не знаю, что бы я сделал, если бы недели через две Лора сказала мне: «Тебе надо знать. Мы с Жан-Пьером любим друг друга». Думаю, что оказался бы на высоте, потому что это был бы прекрасный способ покончить со всем, он предоставлял идеальные возможности для иронии, элегантности и изысканности чувств, позволяя, некоторым образом, быть брошенным так, что это разбивает сердце самим бросающим. Быть может также, я бы тайно подверг Лору испытанию, ибо, чтобы завлечь ее так далеко, как я собирался зайти, не признаваясь в этом самому себе, надо было не ошибиться в глубине привязанности, которую она ко мне хранила. Лора была с Жан-Пьером столь естественна и непринужденна и столь безразлична в своей любезности, что я поймал себя на мысли, слитной известной, чтобы не привести ее здесь, — великие комики редки на наших экранах, и даже сам Чарли Чаплин без колебаний дал себя облагородить — Лора наверняка считала, что Жан-Пьер еще слишком молод для нее: она хотела чувствовать рядом с собой присутствие человека зрелого и рассудительного, чтобы ее направляла опытная рука… Я не смог удержаться от смеха.

— Что за таинственные смешки? — спросила Лора.

— У моего отца довольно насмешливые отношения с самим собой, — заявил Жан-Пьер.

— Родная, я собирался вас поженить, тебя и моего сына…

— Боже, какой ужас!

— Спасибо, Лора, очень мило с вашей стороны, — заметил Жан-Пьер.

Я вернулся к своей рыбе.

— Страх потерять тебя, — пояснил я. — Так что играю на опережение.

— Другая черта в характере этого господина, — сказал Жан-Пьер. — Он считает, что существует искусство проигрывать, которое называется «юмор». Это нередко ведет к тому, чтобы отказываться от победы из страха поражения…

— Только не говорите мне, что во Франции тоже делят людей на «победителей» и «неудачников». Я думала, это только в Америке…

— Лора прелестна, дорогой отец. Но она создана для радости жизни, веселья, счастья. Ты же считаешь, что не на этих основаниях можно создавать семью…

— Он становится желчным, — сказала Лора.

— … Как-то раз я прочел в газете одно «личное» объявление: «Ищу подругу жизни, хорошо знающую бухгалтерский учет, расценки, составление баланса и управление предприятием…»

— Это не ново, — отозвался я. — Так было всегда.

— А может, потому и стоит прекратить? — сказала Лора.

— Можно, например, полагать, что мужчина моего возраста уже не рентабелен, в инвестиционном смысле, для очень молодой женщины. Нет ни достаточного будущего, ни возможного расцвета, ни перспектив…

Лора встала:

— Я вас оставляю, раз вы начали говорить о делах… — Ее голос дрожал. Она силилась улыбаться. — Почитаю тут рядышком Карла Маркса. Пока. До свиданья, Жан-Пьер.

— Брось заодно взгляд на «Одномерного человека» Маркузе и на Грамши, — сказал я. — Они на той же полке.

Я сидел закрыв глаза. Молчанию было сто лет.

— Меня это не касается, но, может, это не было уж столь необходимо? — спросил Жан-Пьер.

— Ладно. Согласен. Сожалею. Так о чем бишь мы?

— Я только что два часа говорил с адвокатом Кляйндинста. Он изменил свое предложение… Я тут набросал для тебя вкратце.

Он достал из своего бумажника листок бумаги и развернул его: всего несколько строчек. Жан-Пьер мастер краткости. Я быстро взглянул на цифры и сунул свой смертный приговор в карман. Жан-Пьер наблюдал за мной.

— Ну?

— Я подумаю.

— Ты ведь не собираешься это принять? Ты на слом стоишь в два раза больше.

— Не уверен.

— Но как же! Площади в Нанте, здания, машины, запасы на складах… Он тебя берет за горло.

— Он хорошо осведомлен, вот и все. Конечно, это непорядочно. Но не всегда удается кончить красиво…

— Мы можем продержаться до октября. А потом, глядишь, конъюнктура изменится.