Дальше выбираю я

— Слушал с недоумением. Растерялся даже, потом так осторожно сказал, мол, а с чего ты решила, что ребенок мой? Тут я в слезы, а чей же, говорю? Но он стал вдруг непроницаем. Спросил, чего я хочу, а когда узнал, сказал, что постарается помочь, но ничего не обещает. Он мне свой номер оставил, я несколько дней ждала, потом сама позвонила. Степа мне так официально ответил, мол, извини, ничем помочь не могу. В родстве сильно сомневаюсь и прошу оставить меня в покое. Вот что с людьми деньги делают, — женщина смахнула слезу и судорожно вздохнула, — потом, конечно, брат мой сказал, что Степке ввязываться в это не с руки было из-за карьеры. Признавать внебрачного ребенка, которого, к тому же, в тюрьму хотят посадить… В общем, его репутации это бы сильно повредило. Я тогда поняла, что надеяться больше не на кого, стала к следователю таскаться, молила разобраться во всем. В итоге Виталика посадили на три года, через два выпустили по амнистии. Вернулся он уже другим человеком, жестким стал и замкнутым, а был такой веселый и отзывчивый мальчик, никакие жизненные неприятности не могли его сломить, только тюрьма эта проклятая… О ней он говорить не любил, да и вообще неразговорчив стал, пропадал часто, но жил со мной. С год перебивался случайными заработками, а потом вдруг вижу, деньги у него завелись. Домой стал еду таскать сумками, телевизор купил, долг отдал за квартплату, он у нас уже порядочно скопился к тому моменту. Я спрашиваю, откуда деньги? Он говорит, мол, в салон устроился, машинами торгую. А я что, знаю какие у них там зарплаты? Я только радовалась. Зажили мы с ним хорошо, денег он мне давал много, в дом все покупал. Он часто по командировкам мотался, говорил, что машины перевозит. Так семь лет прожили, а потом… — тут она закусила губу, чтобы не расплакаться, — снова его посадили, оказалось, никакими автомобилями он не торговал, а занимался перевозкой наркотиков. Меня тогда чуть удар не хватил. Ему светил срок чуть ли не десять лет, что было делать? Я и подкупить пробовала следователя, деньги-то какие-то еще были, но ничего не помогло. Виталик мне так и сказал, мол, ничего не выйдет, это практика такая — сдавать кого-то раз в несколько лет, чтобы показать, что и менты делом заняты. Но я тогда решила не опускать руки, собрала всю гордость в кулак и снова к Степе поехала. Он тогда уже шишкой стал, я и думала, что теперь, может, он сжалится. Но все вышло только хуже. Я опять у администрации крутилась, он меня увидел, сказал что-то мужчине, который рядом с ним шел, а сам в машину быстро сел. Мужик тот ко мне, под локоть взял и в сторону ведет. Улыбается, а сам говорит, мол, еще раз появишься тут, не сдобровать тебе будет, и всей твоей семье тоже. Я даже слушать не стала, вырвалась и ушла. Стало ясно, что Степка меня не желает ни видеть, ни слышать. Так Виталика и посадили, в итоге дали восемь лет, а отпустили через семь. Дальше я рассказывала, пробыл он у меня недолго, а потом исчез.

— Как вы думаете, куда он мог поехать?

Наталья Алексеевна вздохнула.

— Думаю, к Степке он подался, — я уставилась на нее, она продолжила, — мы в вечер перед его отъездом выпили вместе, язык по-пьяни и развязался. Я ему всю правду выложила, что Серега не его отец и кто его отец. Он верить не хотел, потом стал выспрашивать, а на утро и смотался, слова ни сказав. Так что, я думаю, к Степке он подался, посмотреть на настоящего отца своего, а то и попытаться с ним поговорить. Боязно, конечно, я слова того мужика помню, и как он говорил — тоже. Такому убить — раз плюнуть. А сама боюсь ехать, как бы своим присутствием хуже не сделать. Вот и сижу тут, не знаю, чего ждать от жизни. — Мы обе вздохнули, и она добавила, — так что ты лучше забудь про Витальку. Искать его бесполезно, ежели сам объявится только.

— Наверное, вы правы, — вздохнула я, поднимаясь, она неуклюже встала вслед за мной. Мы прошли к двери, и я все-таки спросила:

— Может, вы мне дадите фотографию Виталика? На память.

Немного подумав, женщина проковыляла в комнату и вернулась с цветной фотографией. На ней был изображен Нестеров, опершийся на капот машины, руки сложены на груди, в зубах сигарета.

— Это он семь лет назад, незадолго до ареста, — Наталья Алексеевна вздохнула, я быстро спрятала фотографию в сумку и, попрощавшись, покинула квартиру. Оказавшись на улице, резво свернула за угол дома, где меня ждал Коля.

— Судя по лицу, новости интересные, — выдал он, только меня увидев.

— Нестеров сын Прохорова, — не стала тянуть я.

— Иди ты. Еще один? Сколько же он их наклепал?

— Дело не в этом, меня куда больше интересует вопрос, каким боком он во всей этой истории.

— Давай-ка подробности, — потребовал Коля, заводя машину. Мы не спеша двинули вперед, а я поведала рассказ Натальи Алексеевны.

— Как-то этот Нестеров не вяжется со всем произошедшим, — хмуро сказал Коля, дослушав меня.

— Его могли использовать. Заставили поехать ко мне, потом вытащили из тюрьмы.