Как быть дальше! Пуститься вслед за ними? Бессмысленно! Зачем? Даже если он помчится как сумасшедший, то догнать все равно не сможет, ведь ему неизвестно, куда они направляются, он потеряет их из виду на первом же перекрестке. Отправиться домой?! Или надраться до беспамятства в каком-нибудь кабаке? Губерт никогда еще не решал своих проблем подобным, казалось бы, самым легким способом.
Ему страстно хотелось узнать про Дагмар все! Хотя, как правило, это бывает излишне.
Губерт никак не мог понять, как это Дагмар уехала сейчас, в третьем часу. Обычно она работает до трех.
Решительным шагом Губерт вошел в здание, где находилось противотуберкулезное отделение городской поликлиники. Длинный коридор был пуст, лишь на другом конце уборщица тряпкой, надетой на швабру, протирала пол. Губерт постучал в дверь кабинета. Ему открыла Марженка.
— Входи, входи, Губерт! — сказала она, поздоровавшись.
Он вошел в комнату, озаренную приятным солнечным светом. Все здесь казалось стерильно чистым.
— Где Дагмар? — спросил он, делая вид, что не видел жену с утра. И даже, найдя в себе силы, улыбнулся Марженке.
— Только что ушла… буквально несколько минут!..
Губерт сел на стул, на котором обычно сидела Дагмар, расстегнул пальто, кинул шапку на стол, где под стеклом красовались фотографии детей и две старые открытки.
— Она должна была работать до трех!.. — возразил он.
— Да… — ответила Марженка равнодушно и извинилась перед Губертом, что должна сбегать в фотолабораторию. Там в закрепителе лежат снимки, она сейчас вернется.
— Давай, давай!.. — сказал Губерт и опять улыбнулся.
Он остался в кабинете один. Несколько секунд разглядывал знакомые предметы, которые находились здесь всегда, когда бы он ни зашел за женой. Потом, заметив на шкафчике с картотекой журнал прихода-ухода, поднялся и стал перелистывать его. В журнале значилось, что Дагмар уходит с работы в разное время. В прошлый четверг, например, она явилась домой около семи, а в журнале записан уход 14.15! Во вторник торчала здесь до половины шестого. Почему? Он все листал и листал в обратном порядке захватанную тетрадь. Подобных записей становилось все больше.
Губерт швырнул журнал на картотеку и сел обратно к столу. Слышно было, как Марженка чем-то гремит за дверью.
Губерт опустил глаза и, обнаружив, что может открыть ящики, стал их выдвигать. Торопливо порылся в верхнем. Какие-то ненужные бумаги, старые шариковые ручки, измятый платочек и коробочка с канцелярскими скрепками. Во втором — забытые перчатки, тюбик жирного крема, клей, пустой футляр от маникюрных принадлежностей, папка с документами, перепечатанные отчеты за месяц, список окрестных сел, которые обслуживает их отделение, проспект универсального проявителя «Панхромал» и квадратик твердой бумаги. Губерт перевернул его. Это была фотография незнакомого мужчины — 4 на 4, с белой полосой внизу. Такие прилагают к документам.
Это был ОН!
«М и л о й Д а г м а р — Иржи».
Губерт узнал бы ЕГО и без подписи! Он держал этот квадратик бумаги в руке и жадно разглядывал. Губерт не мог судить, красив ли этот человек, привлекателен ли. Впрочем, мужчина, даже не ослепленный ревностью, не очень-то способен ответить на подобный вопрос. Губерту были ненавистны лишь тонкие самоуверенные губы незнакомца и небрежно расстегнутая рубаха. Так! Значит, И р ж и.
Дагмар, конечно, произносит это имя нежно: Иржи… Губерт заскрежетал зубами. Иржи… играет Дагмар звуками «рж», когда тот, склоняясь над ней, во тьме ищет ее губы…
Губерт услышал, как Марженка щелкнула там, в лаборатории, выключателем и взялась за ручку двери. Он мгновенно спрятал фотографию в карман и коленом задвинул ящик.
— Так!.. — Марженка вошла в кабинет и зажмурилась от яркого света. В руках у нее были два больших негатива на металлическом стоячке, которые она сразу же повесила на раму за дверью. Остальные уже сушились там. Подойдя к умывальнику, Марженка стала вытирать махровым полотенцем мокрые руки.
— Почему ушла Дагмар? — спросил Губерт.
— Не знаю… — ответила Марженка. Она стояла к нему спиной, он видел ее седеющие волосы и кривые ноги, которых не мог скрыть даже длинный халат.
— Дагмар опять уехала с ним, ведь это так, Марженка?! — выпалил Губерт без околичностей.
Марженка медленно повернулась, продолжая тщательно вытирать руки.
— Меня, Губерт, это не касается! Ты должен понять! — сказала она серьезно.
— Гм…
Марженка не хочет быть ни прокурором, ни судьей, Губерт ее понимает.
— Это ваше дело. Твое и Дагмар. Я убеждена — ты не захочешь, чтобы кто-то посторонний усложнял ваши отношения.
— Она не говорила тебе, — сказал Губерт хрипло, сам не узнавая своего голоса, — почему так поступает?..
— О таких вещах женщина женщину не спрашивает.
— Ты знаешь, кто он? — продолжал Губерт свои настойчивые расспросы.