Дальтоник

Он налил всем, жена — ни звука! И они выпили за ее успехи.

Станя к поздравлениям добавил поцелуй.

Пудилы опять и опять перебирали подробности приятного сообщения и сами себе приводили доводы, по какой такой причине директор Ракосник выдвинул именно ее кандидатуру. Только позже они заметили, что забыли об ужине. Власта тут же убежала в кухню, открыла холодильник и, обнаружив, что его содержимое не годится для того, чтобы быстренько соорудить ужин, нарезала хлеба и, открыв коробку свиных консервов, сделала аккуратные бутерброды. Она принесла поднос с едой в комнату и, поставив его на столик, у которого сидели отец с сыном, вдруг спросила:

— Как спина? — Это относилось к супругу. Теперь, когда менялась погода, у него невыносимо болел позвоночник, и он регулярно, каждую неделю, ходил на уколы. Врачи сказали, чтобы на работе он избегал тяжестей, что было абсолютно нереально, хотя он и руководил монтажной бригадой в крушетицком Центропале и теоретически мог тяжелой работы избегать. Но Пудил был истинным тружеником и не мог сидеть сложа руки, когда вся бригада вкалывает. Несколько лет назад он с большой неохотой взял на себя функции бригадира. С этим была связана куча административной нуды, и Пудил ждал первой возможности, чтобы от нее избавиться. Золотыми были денечки, когда он работал простым монтажником и отвечал только за себя, но он, похоже, скорее выйдет на пенсию, чем дождется желанной свободы.

Пудил поднес к губам рюмку, на дне которой трепетала капелька грузинского коньяка.

— Тццц… — втянул он благородный напиток на язык. — Я о своей спине сегодня и не вспомнил! У нас там настоящая психбольница!

— Что такое? — Власта подсела к столику и смотрела, как мужчины разбирают куски хлеба с мясом.

— С утра злобствуют какие-то парни из следственных органов. У директора неприятности, хищения, что ли… то да се! Сама знаешь, как это бывает! — рассказывал Пудил, уплетая бутерброды.

Власта, словно забыв на этот раз сделать ему замечание, что после первого же куска он измазал подбородок жиром, живо спросила:

— Кто же засыпался?

— Директор и, говорят, вроде бы Новак, тот, из Лготки, что был председателем профкома. Да… — усмехнулся Пудил, скорее про себя, — …вообразили, будто могут делать что хотят и все им сойдет с рук! У меня в бригаде ребята говорили, что они раздавали подарки первому встречному-поперечному, ха-ха! — Он оглядел поднос и поинтересовался:

— Огурчика нету? Я бы, пожалуй, не отказался!

— Я тоже! — присоединился Станя.

Мать на их слова не отреагировала. С минуту она сидела молча, задумчиво уставившись в одну точку.

— Слышишь?.. — разбудил ее муж.

Власта вздрогнула.

— Что-что?.. — спросила она, словно не поняла вопроса. Они повторили просьбу. Власта отреагировала неожиданно резко, сказав, чтобы они сами открыли новую банку, которая стоит где-то в чулане. И тут же, поднявшись с кресла, поспешно скрылась в спальне, соседствующей с той комнатой, где все они сидели. В шкафу, где-то в глубине, среди лоскутов ткани и старых свитеров, лежал и тот сверток с материалом, который она получила в школе. Власта разложила ткань на супружеских постелях и, встав рядом, размышляла, как с ней поступить. Потом, решившись, отнесла ее в кухню. Муж и сын заканчивали ужин и непонимающе смотрели, как со свертком ткани под мышкой она проследовала мимо них, и не успели даже спросить, что явилось причиной столь внезапной перемены в ее настроении. Впрочем, им обоим Власта часто казалась женщиной загадочной, странной и непонятной.

Мужчины собрали тарелки на пустой поднос и понесли в кухню.

Власта Пудилова уже стояла за кухонным столом в очках, с портновским сантиметром на шее. Большими ножницами она немилосердно кромсала ткань на маленькие прямоугольники.

— Что делаешь-то? — поинтересовался Пудил и осторожно поставил поднос с тарелками на мойку.

— Ты все равно не поймешь! — отрезала она.

Пудил пожал плечами, усмехнулся и потащил сына обратно в комнату к заманчивой бутылке, что все еще, никем не охраняемая, стояла на столике.

Алкоголь не замедлил вызвать приятные воспоминания. Пудил-отец с наслаждением рассказывал истории, пережитые с бригадой, и Станя терпеливо слушал. Наконец отец рассудил, что хотя бы символически следует оставить в бутылке немножко золотистой влаги, и провозгласил, что теперь самое время отправляться спать. Поднявшись с кресла, он покачнулся, но тут же выпрямился и, прочно встав на толстый ковер и буркнув сыну: «Покойной ночи!» — отправился в спальню.

Станя, приотворив дверь в кухню, спросил у матери:

— Чем-нибудь помочь, мама?

Освещенная лампочкой, Власта сидела за швейной машинкой и подрубала края материала крупными стежками. Не переставая шить — игла так и мелькала в ее пальцах, — она ответила:

— Нет, Станя, иди спать!

Станя тихо прикрыл дверь и ушел к себе наверх, не предполагая, что мать будет до самого утра сидеть за швейной машинкой, словно усердная белошвейка, которой велено за ночь сшить сказочный туалет.

Глава двенадцатая

К Йозефу Каплиржу ночь была не намного милосерднее.