Дама и лев

Ей снилось, будто она бежит по соляной равнине, лежащей на пути в замок Суйер, изо всех сил спасаясь от толпы всадников в капюшонах, звонящих в колокольчики, какие положено носить прокажённым, и колотящих в бока лошадям белыми, изъеденными болезнью ногами. От холода кожа её покрылась мурашками, во рту пересохло. Когда она открыла глаза, то увидела сводчатый белокаменный потолок кельи. Сквозь узкое длинное окно лился утренний свет, и она поняла, что находится в Мон-Фруа. Снова ей пришлось подчиниться чужой воле. Аэлис зевнула, протёрла глаза. Она лежала на тюфяке из некрашенной шерстяной ткани, набитом соломой. Кто-то снял с её ног ботинки и аккуратно поставил их у двери. Она привстала, огляделась и подумала: по крайней мере от Суйерского кошмара её отделяют многие лье. И, возможно, лучше укрыться за стенами цистерцианского монастыря, где её никто не будет искать хотя бы пару дней, а за это время она успеет прийти в себя, набраться сил и отправиться домой, в Сент-Нуар. Ей не хотелось признавать правоту Озэра, хотя она чувствовала, что побуждения у него были самые благие. Более того, это был умный тактический ход: беглецам лучше разделиться, чтобы сбить преследователей с толку. Бросить её в пути, чтобы спасти господина. Воспоминание об отце, истекающем кровью, заставило её содрогнуться, и она вскочила с лежанки. Надо было узнать, как он, поговорить с аббатом. Она умылась водой из глиняной миски, стоявшей рядом с ботинками. Причесалась, как могла, поправила цепочку на талии и толкнула тяжёлую дубовую дверь. Оглядевшись, в одном из концов длинного коридора она обнаружила широкую лестницу. Спустилась, ища выхода во внутренний двор, с которого можно было бы разглядеть покои аббата, но вместо этого оказалась под прицелом нескольких пар удивлённых глаз. Запах малахитовых чернил, шафрана и других трав, варящихся на огне калефактория, не давал дышать. Перевести дух можно было разве что около больших окон (без стёкол, разумеется), освещавших рабочие места переписчиков. Она находилась в скриптории, и монахам, разумеется, непривычно было видеть юную деву, расхаживающую между их драгоценных манускриптов. Аэлис смотрела на них, не зная, что сказать. Её желудок, лишённый пищи с прошлого вечера, решил самостоятельно высказаться, и громкое бурчание раздалось под сводами зала. Монахов такое явное проявление человеческой слабости заставило залиться краской, а двое самых старых постарались спрятать улыбку. Лицо Аэлис тоже стало малиновым. В таком положении их застал Рауль.

– Госпожа, я могу проводить вас в столовую мирских братьев, – тихо пробормотал он за её спиной.

– Спасибо, – благоразумно ответила она.

Уничтожив большой ломоть хлеба, пропитанного мёдом и кружку козьего молока, Аэлис обрела голос:

– Чем закончилось путешествие? Я ведь почти ничего не помню, – усмехнулась она.

Монах посмотрел на неё искоса, как будто боясь, что её белая кожа произведёт на него слишком сильное впечатление.

– Мы погрузили вас на моего коня, после того как вы… ослабели. Потом скакали без остановки, пока не прибыли в монастырь. Аббат велел мне стеречь вас, пока он не сможет с вами поговорить. Он занят делами Мон-Фруа; здесь ничего не делается без его советов и указаний.

Аэлис смотрела на новиция. Он только что произнёс самую длинную фразу, которую она от него слышала за всё время знакомства. Она с любопытством рассматривала ссадины на его лице, следы вчерашней стычки, и спрашивала себя, что заставило его прийти к ним на помощь. Но прежде – самое главное.

– Как себя чувствовал мой отец? Вы сказали, он выживет.

– Вчера он ещё был жив, хотя едва дышал. Всё зависит от того, насколько быстро его привезли в Сент-Нуар и хорошо ли там о нём заботятся.

– В том, что привезли его быстро, мы можем не сомневаться. Озэр, если надо, пролетит над горами, – воскликнула Аэлис, не задумываясь. Она сама удивилась собственной уверенности, но у неё не возникало ни малейшего сомнения, что так и будет.

Лицо Рауля окаменело. Он сказал:

– Вы забыли, что капитан Озэр везёт раненых, и, как бы ему ни хотелось взлететь, у него камень на шее. Мы договорились, что, как только они прибудут, пришлют нам весточку.

Их разговор был прерван появлением двоих мирских братьев, возвращавшихся с реки и из ближайших мастерских. Они несли овечьи кожи, ещё пахнущие известью, готовые для раскроя, чтобы стать страницами новых манускриптов, и большой тюк только что выстиранных зольным мылом ряс. На их лицах отразилось удивление, когда они увидели женщину в своей трапезной, но Рауль был одним из приближённых аббата, и мирские братья удалились, не сказав ни слова. Аэлис поняла, что её присутствие – исключительный случай в жизни монастыря, и приняла решение. Ей не хотелось чтобы из-за помощи, которую аббат оказывал отцу, у него были неприятности. Она вышла из трапезной в узкий коридор, который соединял помещения, предназначенные для мирских братьев и внутренний двор. Надо попросить у аббата коня и вернуться в Сент-Нуар одной. Рауль шёл за ней.