Дама и лев

В южной башне, как обнаружила ещё в детстве Аэлис, отец приказал разместить рыцарей, которые служили ему. Они представляли собой разношерстную группу: тут был и семнадцатилетний не нюхавший битвы юнец Иммануил и сорокадвухлетний пожилой ветеран Иоахим. Некоторые из них, местные уроженцы, едва наскребли денег на коня и седло и явились предлагать свои услуги к воротам замка. Они надеялись, что сеньор Сент-Нуарский возьмёт их под своё крыло, посвятит в рыцари, а это обходилось отнюдь недёшево, ведь для того, чтобы испытать судьбу на поле брани, нужны были два коня, двое оруженосцев, несколько сёдел, латы, несколько копий и мечей и, наконец, достаточно золота, чтобы ездить с турнира на турнир, пока не началась мало-мальски серьёзная война. Другие, те, кто мечтал не столько о подвигах, сколько о том, чтобы набить мошну, посвящали свою жизнь и своё оружие сражениям под знаменем сеньора, который платил им неплохое жалованье, хотя были и такие, кто довольствовался крышей над головой, да пропитанием. Наёмники, как их презрительно называли, и были причиной того, что Филипп Сент-Нуарский держал всё своё войско в одной башне. Выходить дозволялось лишь дежурной страже и дозорным. От юнцов, с детства чтивших штандарт Сент-Нуара, не стоило ждать ничего дурного, разве что ссор из-за какой-нибудь бедной, но благородной девицы, нуждавшейся в приданом и в муже, или беременности служанки, которую тут же выдавали замуж за кого-нибудь из крестьян-вассалов. Однако, увидев, как первый отряд профессиональных бойцов въезжает во двор верхом на гордых испанских жеребцах, уверенно утвердив ладонь на рукояти меча, в сопровождении оруженосцев, нагруженных копьями и булавами, Филипп Сент-Нуарский понял, что не стоит позволять им свободно разгуливать по замку и что надо как можно скорее найти им какое-нибудь занятие. Жестокая ирония заключалась в том, что мир, который обеспечивали наёмники своим присутствием, подталкивал их же к преступлениям, а то и к заговору.

Так что сеньор не задумываясь превратил южную башню в место самых лихих увеселений. Оттуда то и дело доносился смех, музыка жонглёров и песни трубадуров, которые неделями гостили здесь, развлекая воинов Сент-Нуара. Особое возмущение вызывало это у женщин, особенно у дам, проживавших в Сент-Нуаре, дальних родственниц господина, тех, что целыми днями ткали нежнейшие покрывала. Они сочли своим долгом обратиться к отцу Мартену и просить его, чтобы он напомнил сеньору Сент-Нуарскому о недавнем послании Папы Римского, в котором тот запрещал внебрачное сожительство и вообще любые интимные отношения между мужчиной и женщиной, кроме тех, что скреплены священными узами брака. Однако вскоре им пришлось отступить, потому как сама Жанна, супруга сеньора Сент-Нуарского, велела прекратить споры на эту тему, поддержав решение мужа. Без сомнения, как думали про себя многие, хотя и не решались говорить вслух, она так поступила потому, что сама недавно была одной из тех весёлых женщин, которые делили досуг с наёмниками.

Теперь, ценою долгих лет лишений и тяжкого труда мастеров-строителей, ценою усилий и пота крестьян Сент-Нуара, замок вырос и оказался центром скромной группы деревянных строений, глинобитных хижин, крытых соломой, хлипких палаток и мастерских ремесленников, с дырами в крышах вместо дымовых труб и немногочисленных более основательных деревянных построек, как, например, таверна, или даже каменных.

Заметив, что до ворот родного замка уже недалеко, Филипп Сент-Нуарский приосанился в седле, чтобы подданные видели во владельце земли, по которой ступают, воплощение благородства и достоинства, и взял за руку Жанну, воздавая ей эту честь, дабы пресечь пересуды, вечно преследовавшие его супругу. Он никогда не удостаивал взглядом принадлежавших ему крепостных Сент-Нуарских земель, но знал, что люди, замиравшие при его приближении, не сводят с него глаз. Нахмурившись, он пришпорил коня.

Охотники поднялись на холм, на котором стоял замок, и вскоре оказались у его ворот, с оглушительным скрежетом открывшихся перед ними по сигналу часовых. Во дворе, помимо знакомых торговцев, снабжавших кладовые замка, оказалось двое всадников, одетых в цвета сеньоров Суйерских: две скрещённые серебряные пики на багровом фоне. Они, должно быть, дожидались недолго: один из них ещё не спешился, а второй уже вёл коня к стойлу. Оба замерли, увидев сеньора, и тот, что был на коне, обратился к Сент-Нуару:

– Господин мой, я рыцарь Раймон, а имя моего спутника – Ги. Мы прибыли из земель Суйерских со срочным сообщением от нашего сеньора. Надеемся на ваше благосклонное внимание.

– Отложим дела, – ответил Сент-Нуар. – Вы, должно быть, провели в пути целый день, а то и больше, представляю, как вы устали. Отдохните, прикажите принести воды, освежитесь, встретимся вновь после того, как колокол возвестит час последней дневной трапезы. Тогда, без сомнения, мы сможем вас выслушать. Поскольку всадники в замешательстве переглянулись, Сент-Нуар добавил: – Идёмте, господа! Вечером у нас будет время поговорить.