- В таком случае ты еще большая гнида, чем я думал, - жестко прервал эти попытки оправдаться Востриков. - Отвечай, как ты организовал убийство артистки?
Однако Николай Кузьмич молчал и только безостановочно тряс головой в отрицающем жесте. Борис лениво подошел к нему и нанес короткий удар под дых. Директор театра широко открыл рот и, ловя воздух, сломался пополам, подставляя шею под новый удар. Когда он упал, Баранов с протестующим жестом сделал шаг вперед, но Борис вытянул руку ладонью вперед:
- Спокойно, я не собираюсь пока заниматься членовредительством. Это так, побои в гомеопатической дозе. Если не будет запираться, останется цел.
Директор меж тем заворочался на полу, сел и очумело затряс головой. Подмигнув Виктору, Борис закончил:
- ... А вот если будет запираться, я передам его тебе. Ты же мастер ломать пальчики в тисках!
- А еще можно, - мечтательно проговорил голосом Бармалея Баранов, - в тиски не только пальчики зажимать...
Николай Кузьмич тихо ойкнул и потерял сознание.
- Ловко ты это про тисочки ввернул, - одобрительно сказал Востриков, ослабляя узел директорова галстука и расстегивая верхнюю пуговицу сорочки. - Сейчас он оклемается и как миленький начнет признаваться. Достав из кармана диктофон, Борис положил его на капот "Ауди", поближе к окончательно пришедшему в себя, но продолжавшему сидеть на полу Николаю Кузьмичу.
- Ну-с, милейший Николай Кузьмич, поговорим? - постукивая кулаком о ладонь, многозначительно спросил Востриков. - Или сразу передать Вас моему приятелю, большому любителю, гм, слесарных инструментов?
- Пого-ворим, - в два приема выдохнул директор: похоже, рука у каскадера была тяжелой.
- Третий раз спрашиваю: Вы заказали убийство актрисы Аллы Перминовой?
- Я, - еле слышно ответил ревнитель творческой атмосферы в коллективе театра.
- Кому?
- Меня убьют, если я отвечу на этот вопрос.
- Не переживай. То существо среднего рода, каким ты станешь через пятнадцать самых страшных минут в твоей жизни, никто уже убивать не захочет. Ну!
- Два приятеля Генки Наумова, Аллочкиного сожителя.
Жадно ловившему эти признания Баранову показалось, хотя маска и скрывала его лицо, что Востриков обескуражен. Услышав последние слова, Борис вздрогнул и несколько минут молчал.
- А не врешь, - нарушил он, наконец, затянувшуюся паузу. - Я проверю. Их имена!
- Мунир Насруллаев и Вадим, фамилию не помню. Меня когда-то познакомил с ними Наумов.
- Он знал о заказе?
- Не уверен, возможно, догадывался, но молчал: Наумов начал тяготиться своим гражданским браком (был очень ревнив, а у Аллочки была масса поклонников), к тому же у него появился интерес к другой актрисе из нашего же театра...
- Можно подумать, что у нее было меньше поклонников, - буркнул Борис. - Зачем иебе была нужна смерть Перминовой?
Директор молчал, с опаской поглядывая на своих похитителей.
- Давай, давай, колись, - подбодрил его Востриков, все равно уж теперь, чего там!
- Она каким-то образом узнала, что я... В общем, наш драматический театр, как почти любое бюджетное учреждение-домовладелец, да еще расположенное в центре города, сдает часть площадей субарендаторам. Будучи директором, я занимаюсь всей хозяйственной деятельностью театра, в том числе и отношениями с арендаторами. Как Вы понимаете, часть платы вносилась "черным налом". Вот Алла и пронюхала, что часть денег я оставляю себе. В тот день она поговорила со мной, и дала трое суток на то, чтобы без шума внести деньги и уволиться по собственному желанию.
- За это ты ее и убил?
- Да. Деньги те я давно потратил, а уволиться - означало для меня полный и необратимый крах.
- А говоришь, что любил ее, - не выдержал решивший молчать Виктор.
- И поэтому тоже убил! - неожиданно выкрикнул Николай Кузьмич. - Она не захотела ответить взаимностью, и смеялась над моей любовью! Почему Генке Наумову было можно, а мне нет? Чем я хуже его?
- Ладно, - устало сказал Востриков, - сейчас напишешь чистосердечное признание, и поедем в ментовку.
С этими словами он сунул Николаю Кузьмичу заранее приготовленные бумагу и карандаш и стащил с лица теперь уже бесполезную маску. То же самое пришлось сделать и Виктору. Некоторое время в гараже слышались только тяжелые вздохи чистосердечно признававшегося да шелест бумаги. Задумавшись над каким-то оборотом, директор поднял глаза и встретился взглядом с Барановым.
- Товарищ майор? - изумился Николай Кузьмич. - Ох, не зря Вы мне еще тогда, в театре не понравились...
- Ты - майор? - вслед за ним тем же тоном повторил Востриков. - Ну, блин, менты, вы даете! Как же я тебя раньше-то не расчухал?
...С помощью Вострикова, подвезшего их с теперь уже бывшим директором театра на Петровку, Баранов успел на вечернее совещание у полковника Козлова.
ЧЕТВЕРГ, 18-30 -19-10. БЫКОВ