Дама пик

– Тогда рассказывай! – предложил Август, боясь вспугнуть возникшее между ними настроение.

– Меня зовут Таня, – мягко улыбнулась Теа, и глаза ее засияли изумрудной зеленью. – Не Танья, Август, а Таня. Повтори!

– Таня, – получилось куда проще, чем ему показалось в первое мгновение.

– Таня, – кивнула Теа, – и я тебе наврала, Август, – шевельнула она верхней губой, – мне не двадцать один. Просто эта Теа, – ткнула она себя в грудь, – она такая роскошная, Август, такая большая, красивая и взрослая… Ну ты понимаешь! Вот я и соврала. А на самом деле мне девятнадцать лет и я студентка. Учусь на матмехе… Ну то есть училась, – поправила себя Теа и тут же внесла необходимые пояснения: – Матмех – это математическо-механический факультет университета. Девушки там редко учатся… Своя специфика! – пожала она роскошными плечами, как если бы оправдывалась. – Слишком много требуется мозгов…

– То есть надо быть очень умной? – привычно перевел Август слова женщины на общеупотребительный язык.

– Да, – кивнула она и поправила сползшую с плеча бретельку ночной сорочки. – Надо быть умной…

– Но ты и есть умная, – улыбнулся Август, поощряя Теа к продолжению рассказа.

– Умная… – едва ли не печально вздохнула Теа, но блеск глаз никуда не исчез. Она веселилась на самом деле или, возможно, издевалась. Знать бы еще над кем: над ним или над собой?

– Умная, – повторила так, словно пробовала это слово на вкус. – Все в голову ушло, а на остальное, наверное, ресурсов не хватило. Я, Август, по жизни мелкая: метр пятьдесят шесть, и живого веса во мне – сорок кило. Представляешь? И внешность – так себе. Серенькая мышка. Даже хуже! Мальчики про таких, как я, говорят: «Плоска, как доска, и на вывеске тоска».

Последнюю фразу она произнесла по-русски, и Август понял из нее только два слова: «доска» и «тоска». По-видимому, это была рифма и, следовательно, фраза являлась строкой из стихотворения.

– Э… – сказал он в ответ, боясь задать прямой вопрос о содержании «стишка». Но Теа отнюдь не смутилась, что было более чем странно, учитывая то, как она ответила на невысказанный Августом вопрос.

– Ни задницы, ни сисек, да еще и в очках, – пояснила она. – Ботанка и очкарик, сечешь, Август, фишку?

Как это часто случалось с ним в последнее время, Август прозвучавший вопрос не понял, но смысл все-таки уловил. Впрочем, голова его сейчас была занята другим. Он пытался представить себе ту Таню, о которой рассказывала Теа. Маленькая и худенькая, похожая на мальчика, черноволосая – отчего-то он был уверен, что именно черноволосая, – в очках. Тонкая серебряная оправа, толстые линзы и голубые глаза. Образ этот совершенно не сочетался с тем характером, который успел узнать Август. Но, возможно, плоть накладывает отпечаток и на характер? Разве может оставаться неизменной душа, перешедшая из неказистого тела щуплой девушки-мальчика в роскошное тело Теа д’Агарис? Впрочем, вино не становится лучше или хуже от того, налито ли оно в серебро или в глину.

– Ничего не понял, – сказал Август вслух и тут же улыбнулся. – Ботанка? Фишка? Я не знаю этих слов, но зато я знаю нечто гораздо более важное: я тебя люблю!

– Не обольщайся! – беззлобно отмахнулась от него Теа. – Ты ее любишь, вот это все, – показала она рукой на высокую полную грудь, – а не меня. Но поскольку она теперь я…

«Зачем она мне все это рассказывает? – мимолетно задумался Август. – Кокетничает? Проявляет доверие? Или, возможно, сбивает со следа? Обманывает, запутывает, морочит голову… Но зачем?»

– Ты ошибаешься! – Август решительно отмел неуместные здесь и сейчас мысли, привлек женщину к себе и поцеловал в губы.

Получился очень хороший поцелуй. Долгий. В меру страстный и чрезвычайно нежный.

– Теа д’Агарис красивая, – объяснил он свою мысль, оторвавшись от губ женщины и нежно коснувшись пальцами ее обнажившейся груди, – а люблю я все-таки тебя. Ту, которая спряталась внутри!

– Даже так… – прищурилась Теа, умеряя изумрудное сияние. – Не обманываешь?

– Богами клянусь!

– Ну ладно тогда, Август. Пожалуй, я все-таки выйду за тебя замуж… Когда-нибудь… Позже!

Как и накануне, обедали в траттории «Сердце гондольера». Кухня здесь была просто изумительная и славилась на весь город. Так что в просторном общем зале в три часа пополудни заняты были почти все столики. Кое-где пировали большими компаниями, а кое-где интимно обедали вдвоем или втроем. Играла музыка, сновали между столами услужливые камерьере – все как один мужчины, в отличие от «трактирных девушек», – витали запахи жареного мяса и острых приправ, стоял ровный негромкий гул от множества идущих одновременно разговоров.