Дама Пик

– Ну вот и хорошо. И еще – на концерте этом будет новый мэр города – Алевтина Гордиенко. Так что сами понимаете, до того, как это все кончится – ни о какой мокрухе у меня в «Крестах» и речи быть не может.

Это было сказано твердо и веско.

Возражений не было, потому что все понимали: какими бы специальными ни были отношения собравшихся в кабинете начальника тюрьмы, хозяин здесь он. И, хоть он здесь и Хозяин, тюрьма все же не частная лавочка, и считаться с тем, что она часть огромной и мощной системы со своими законами и правилами, приходилось.

– Ну что же, – подытожил Дядя Паша, – значитца, так тому и быть. Сразу же после праздничка, после концерта этого, Саша Сухумский со своими людьми берет Знахаря и выжимает из него всю информацию. А потом… Ну, в общем, Тимофеич сам знает, как сделать лучше. Хватит, попрыгал Знахарек – и достаточно.

Затворов согласно кивнул и налил всем водки.

– За упокой его души, – сказал он, – и за его щедрость к бывшим товарищам.

Выпили не чокаясь.

Знахарь был приговорен, но ничего не знал об этом. В этот момент он спал на своей койке, и ему снилась темноволосая девушка, которая сидела на берегу лесного ручья, опустив пальцы в его прозрачные воды, и ласково улыбалась, закрыв глаза. У изголовья Знахаря неподвижно стоял молодой парень и равнодушно смотрел в заполнявший камеру полумрак. На его запястье были вытутаированы две молнии, сильно напоминавшие эмблему СС.

– А теперь, – и Затворов с многозначительной ухмылкой оглядел гостей, – перейдем к культурной части нашей сегодняшней программы.

Он нажал на кнопку, закрепленную под дубовой столешницей, дверь открылась и на пороге показался молодой прапорщик с наглыми глазами вороватого холуя.

– Давай, – кивнул ему Затворов, и прапорщик исчез.

– А чего – давай? – поинтересовался Саша Сухумский, зацепив на вилку кусок буженины.

– Сейчас увидишь, – самодовольно усмехнулся Затворов, – не спеши.

Дядя Паша догадался, куда отправился хозяйский холуй, но промолчал и, разлив водку по стопарям, сказал:

– Ну что, за успех нашего дела?

– За успех – это можно, – ответил Затворов и взял стопку.

– Ну давайте, – поддержал тост Саша Сухумский.

Водка была выпита, и Затворов, хрустя огурцом, невнятно спросил:

– Слышь, Пал Иваныч, а что ты там про других авторитетов говорил? Которые вроде бы тоже к деньгам Знахаря грабки тянут?

– Говорил, точно, – подтвердил Дядя Паша, – и первый из них…

Он сделал паузу и оценивающе окинул взглядом собеседников, как бы решая, стоит ли открывать им такие серьезные вещи.

Те молчали, выжидающе глядя на него, и Дядя Паша закончил фразу:

– И первый из них – Стилет.

Затворов, который прекрасно знал Стилета, имел с ним дела и долю в стилетовских маклях, удивленно поднял брови, но промолчал.

Он прекрасно понимал, что если имя человека произносится в таком разговоре и в таком смысле, то жить ему осталось недолго.

И, как бы подтверждая его мысли, Дядя Паша сказал:

– Как-то нехорошо получается – вроде человека похоронили, а он живой ходит. Неправильно это. Так что, – и он тяжело взглянул на Сашу Сухумского, – после Знахаря – Стилет.

Сашу это вполне устраивало, потому что таким образом он избавлялся от необходимости отстегивать Стилету бабки за молчание о пирожках, да и вообще… Саша побаивался Стилета, и если Дядя Паша уберет его, то Саше станет легче дышать. Неизвестно, правда, каково будет дышать под Дядей Пашей, а именно такая перспектива и вырисовывалась, но про пирожковые он не знал, а это уже было значительным плюсом.

– Как скажешь, Дядя Паша, – почтительно произнес Саша Сухумский, – мы тебя уважаем и мнение твое ценим. А он точно хочет этих денег?

– А ты коронацию вспомни, и сходняк тот, на котором мы Знахарю условия объявили. Вспомни, как Стилет на Знахаря смотрел. Да у него в каждом глазу по жабе сидело! А в голове калькулятор щелкал так, что по всей комнате слышно было. Что, скажешь, не заметил?

– Ну, вообще, конечно, заметил, – важно кивнул Саша.

На самом деле тогда, в «Балтийском дворе», он был слишком озабочен мыслями о пирожковом бизнесе, чтобы замечать такие нюансы, но сейчас нужно было продемонстрировать понимание и солидарность.

– Да-а-а… – добавил он, многозначительно кивая, – я тогда еще подумал: что-то он свое крутит… Точно!

И Саша Сухумский закивал еще энергичнее, как бы вдруг найдя подтверждение своим тайным мыслям.

Дядя Паша, для которого лицедейство Саши было открытой книгой, бросил на него быстрый взгляд и сказал:

– Ну вот все и ясно. А у тебя, Тимофеич, возражений нет?

Тон, которым был задан этот вопрос, возражения исключал, поэтому Затворов так и ответил:

– А какие могут быть возражения? Мы хоть и одно дело делаем, но я все-таки не вор в законе, и поэтому в ваши дела не лезу. Не моя, так сказать, вотчина.

Дядя Паша согласно кивнул, и тут дверь, за которой несколько минут назад скрылся слуга Затворова, отворилась.

На пороге показались сначала давешний прапор, а за ним – размалеванная маруха лет сорока, которая подталкивала перед собой трех молоденьких девиц.