Бармен остановился на перекрестке, оглядываясь в поисках укрытия, как загнанный в угол зверь. Он был на грани отчаяния, словно его преследовала не слабая девушка, а сама богиня Немезида.
Она снова подняла руку. Расстояние между ними быстро сокращалось. Ее жест подействовал на него, как удар кнутом; он потерял ориентацию. На перекрестке перед ним стеной стояли люди, ждущие, когда зажжется зеленый свет. Но на светофоре горел красный.
Он еще раз оглянулся и прорвал стену стоящих перед ним людей, как клоун прорывает обруч с натянутой на него бумагой.
Она резко остановилась - так резко, словно ее каблуки застряли в невидимой щели на тротуаре. Скрип тормозов прозвучал как смертельный крик.
Девушка закрыла лицо руками, но успела увидеть, как его шляпу подбросило над толпой. Закричала какая-то женщина, и все в ужасе замерли.
13. За одиннадцать дней до казни.
Ломбард
Ломбард следил за ним уже полтора часа. Слепой нищий двигался, как черепаха. Чтобы пройти квартал от угла до угла, ему требовалось в среднем сорок минут. Ломбард уже несколько раз проверил это по часам.
У нищего не было собаки-поводыря, ему приходилось надеяться на прохожих; на перекрестках он ждал, когда его кто-нибудь переведет на другую сторону. Ему всегда кто-нибудь помогал. Полицейские останавливали движение.
Ломбарда страшно раздражала такая слежка; он был здоровым, активным человеком, знавшим цену времени, а ему приходилось пассивно следовать за медленно передвигающимся нищим. Это было для него китайской пыткой.
Но он старался сдерживаться и, нахмурившись, курил сигарету за сигаретой - они служили ему клапаном, выпускающим лишний пар. Иногда он подолгу неподвижно стоял у витрин, пока нищий продвигался вперед на микроскопическое расстояние, чтобы потом настигнуть его несколькими энергичными шагами. Разделенное на серию остановок и быстрых переходов преследование не казалось ему таким невыносимым.
Он говорил себе, что это не может длиться бесконечно. Например, целую ночь. Ведь нищий все-таки человек, ему необходим сон. Он должен когда-то вернуться в свои четыре стены и лечь.
Ломбард уже начал терять терпение, когда нищий свернул с центральной улицы в лабиринт стен. Они по-прежнему шли друг за другом, но вокруг становилось все пустыннее. Здесь нищий уже не мог собирать милостыню - здесь все сами в ней нуждались.
Нора нищего была в разваливающемся доме у самой железной дороги. Ломбарду приходилось быть осторожным, он держался на большем расстоянии - улицы были пустынны, и шаги, которые могли заглушить его собственные, раздавались редко, а Ломбард знал, что у слепых очень тонкий слух. Он решился немного сократить расстояние, только когда нищий вошел в подъезд. Остановившись внизу, он прислушался. Трость слепого медленно стучала по ступенькам. Этот звук напоминал стук капель, падающих из испорченного крана в пустой таз. Он насчитал четыре паузы, четыре измерения темпа на лестничных площадках. Потом звуки стихли.
Ломбард подождал, пока сверху не донесся стук двери, и начал подниматься. Теперь ему уже не приходилось укрощать свою энергию. Он легко взлетел по крутой стертой лестнице, которая вызвала бы одышку у любого другого.
В конце коридора было две двери, он сразу понял, какая нужна ему, потому что от другой на расстоянии несло туалетом.
Он снова вспомнил о тонком слухе слепых. Ему удалось подойти, не скрипнув половицей.
Он приложил ухо к двери.
Свет не сочился из комнаты через щель в дверях, потому что для человека, который там находился, свет не существовал, не было причины зажигать его.
Зато было слышно, как человек передвигается по комнате. Так топчется, вернувшись в нору, зверь в поисках удобного положения.
Голосов не было слышно. Значит, он был один. Можно было начинать. Ломбард постучал в дверь. Шаги стихли, и больше не раздалось ни звука.
Комната притворялась пустой. Ломбард знал, что так будет, пока он стоит перед дверью, если, конечно, он не положит этому конец.
Он постучал в дверь и строго сказал:
- Откройте!
Он снова требовательно постучал, потом начал барабанить по двери кулаком.
Заскрипела половица, и голос у двери спросил:
- Кто там?
- Друг.
Это не успокоило голос.
- У меня нет друзей. Я вас не знаю.
- Впустите меня. Я вам ничего не сделаю.
- Я здесь один и не способен защищаться. Я никого не могу впустить.
Он боялся за свою дневную выручку; Ломбард видел его насквозь.
- Мне вы можете открыть. Мне нужно с вами поговорить.
- Уходите. Или я начну кричать и позову на помощь. - Голос за дверью дрожал.
Это звучало, как просьба, а не как угроза.
Оба не двигались. Каждый чувствовал близость другого - страх за дверью, решительность перед дверью.
Ломбард достал из кармана кошелек и заглянул в него. Самой крупной купюрой была пятидесятидолларовая. Он решил пожертвовать ею. Присев на корточки, он сунул купюру в щель под дверью и, выпрямившись, сказал:
- Пошарьте под дверью, там вы найдете доказательство того, что я не собираюсь вас ограбить.
После минуты сомнения цепочка упала. Потом был отодвинут засов; повернулся ключ в замке.