Дама с букетом гвоздик

Кэтрин и Мэдден вышли на морозный винный воздух. Сухой снег на подъездной дорожке заскрипел у них под ногами. Пожилой швейцар в меховой шапке и рукавицах провел их в холл и вверх по широкой сосновой лестнице, где висели ящики с экзотическими бабочками – странным напоминанием в этот арктический полдень о томных августовских днях. Они вошли в столовую, просторное, наполовину бревенчатое помещение, оформленное наподобие охотничьего домика, с оленьими рогами на стенах и огромным камином в форме полумесяца, где пылали здоровенные поленья.

Во время своего предыдущего визита в Америку Кэтрин была здесь в середине лета, когда туристы и проезжающие мимо автомобилисты до отказа забивали выжженную солнцем столовую, но, хотя и тогда ей нравилось это место, сейчас Кэтрин оказалась более чем очарованной его пустынным загородным великолепием. Возможно потому, что шел уже третий час дня, они были здесь одни, и стол им накрыли прямо перед великолепным камином, а из окна открывался поразительный вид на всю панораму гор.

Обед был простым, но вкусным: южный суп-пюре, стейк из вырезки, ананасовые оладьи и кофе. И все же Мэдден ел мало. Он был все так же молчалив, но внимателен к Кэтрин, его глаза по-прежнему смотрели на нее с той же темной, непроницаемой энергией. Под этим пристальным взглядом Кэтрин почувствовала, как на нее накатывает слабость. После более продолжительной, чем обычно, паузы она сказала, попытавшись улыбнуться:

– Мы ведь приехали сюда, чтобы поговорить?

– Да, – не сразу кивнул он. – По крайней мере, как я уже упоминал, я должен кое-что сказать вам, Кэтрин.

Она быстро опустила глаза. Он произнес ее имя таким тоном, что у нее внутри все перевернулось. Она всей душой хотела помочь ему и была готова тут же облегчить ему жизнь.

– Вы в затруднительном положении, – поспешно сказала она. – Я вижу это по вашему лицу. Но знайте, я сделаю все, что в моих силах. – Она неловко замолчала. – Скажите мне, это деньги?

Хотя выражение его лица почти не изменилось, на переносице пролегла морщинка недоумения. Он с удивлением и в некотором замешательстве уставился на нее, затем медленно покачал головой:

– С чего вы это взяли, Кэтрин? У меня столько денег, сколько надо. Да, у меня их предостаточно.

Ровное безразличие его тона было убедительней любых эмоций. Не было никаких поводов сомневаться в его словах. Она мгновенно поняла, что ошиблась. Тогда зачем они здесь? Дрожь пробежала по ее телу. Она не могла встретиться с ним взглядом.

Он говорил спокойно, как человек, который констатирует неопровержимый факт:

– Все сложнее, Кэтрин, гораздо сложнее. Дело в том, Кэтрин, что я люблю вас.

Она сидела совершенно неподвижно, музыка каких-то невероятных эмоций звучала в ее крови. В комнате больше никого не было. Тепло камина расслабило ее, наполнило ощущением восхитительного благополучия.

– Я думал, что люблю Нэнси, – продолжал он тем же сдержанным и ровным тоном. – Но это было просто увлечение. Потянуло к хорошенькому личику после всех тех лет, что я просидел на работе. Молодость, Средиземноморье и все остальное. Меня повело. До встречи с вами я этого не понимал. Но теперь я знаю, Кэтрин. Это настоящее, то, что бывает раз в жизни. Я никогда не думал, что так может быть, Кэтрин. Я боролся с этим, но бесполезно. Даже если это никуда не ведет, я должен вам сказать. Я люблю вас. Да, Кэтрин, я люблю вас.

Она не могла этого вынести. Оторвав взгляд от стола, она, глядя в сторону, сказала задыхающимся голосом:

– Нет, это неправда.

– Это правда, Кэтрин.

– Этого не может быть. Это невозможно. Как вы могли… как вы могли только подумать о подобном?

Она едва осознавала, что говорит. Слезы затуманили ей глаза. Вслепую она встала из-за стола и направилась к окну.

– Простите, Кэтрин. Я просто должен был признаться. Я пытался сопротивляться этому, но ничего не вышло.

Он поднялся и последовал за ней, с умоляющим видом встав рядом. Снаружи пошел снег. Невесомые хлопья проплывали мимо окна легко и неосязаемо, как тени. За их бесконечным занавесом вся природа была безмолвна и недвижна. Деревья застыли, как часовые в овечьих тулупах, словно оледенев. Небо было шафранового цвета, и под его чашеобразной необъятностью простиралась земля, белая и сверкающая. От тишины и красоты этого места Кэтрин стало еще больнее. Она прижала руку ко лбу. Она чувствовала себя подавленной и бессильной.

– Оставьте меня, – прошептала она. – Пожалуйста, оставьте меня.

Снова воцарилась тишина, решающая и напряженная. Снежинки все еще порхали, парили, как крошечные белые птицы из космоса.

– Кажется, я понимаю, – мрачно сказал он наконец. – Все это только с моей стороны. Вы не любите меня?

Последний рубеж ее сопротивления рухнул. Сердце билось так, что мысли путались. Трепет и нежность наполнили ее. С тихим всхлипывающим стоном она повернулась к нему:

– Крис! Вы же знаете, я люблю вас всем сердцем.