Дама с чужими собачками

— Кажется, лежал, — вспомнил Юрий Юрьевич, — а еще, кажется, была и ручка шариковая или гелевая, но теперь ее не видно.

— Вам ничего не показалось тогда странным? Вспомните, как это произошло? Как вы узнали об убийстве?

— Утром мы с Наташей только поднялись, как кто-то с дороги включил переговорное устройство. Мне, разумеется, пришлось спуститься, потому что поговорить можно только с первого этажа, там же и монитор с камеры, что над воротами. Смотрю в монитор: женщина там не в себе явно. «Кто?» — спрашиваю. Отвечает, что это Люба Гуревич. Я, разумеется, говорю, что Наташа освободится минут через пятнадцать. Но она чего-то там кричит, едва ли не плача, и рукой на дом Алечки показывает. И чего-то там про убийство. Потом все втроем побежали туда… то есть сюда, разумеется. Вошли и увидели, что Алечка возле стойки лежит с кинжалом в груди. Наташке моей сразу плохо стало, а Люба вдруг успокоилась. Стала вдруг подозрительно спокойной. Я позвонил в дежурную службу, сообщил. Очень скоро приехал местный участковый и начал все рассматривать. Он еще сказал, что мы все следы затоптали… А потом понаехали все остальные. Эдик Дробышев прибежал и слезы пускал, и я тогда подумал, что за мужик: кто она тебе, чтобы так убиваться.

Диденко замолчал. Кудеяров тоже хранил молчание. Павел осматривал помещение.

— Еще вопросы будут? — спросил Юрий Юрьевич. — Я могу идти?

Кудеяров кивнул и сам направился к выходу, но перед тем, как открыть дверь, спросил:

— Наташа ведь тоже была понятой?

Диденко кивнул и признался:

— И это самое ужасное, потому что она, конечно, видела труп нашей не просто соседки, а хорошей подруги. Моя жена и без того впечатлительная, белая вся стояла, потом дома успокоительное принимала. Мы, когда познакомились, я сразу понял, какая она утонченная и ранимая.

— Если не секрет, как познакомились?

— В Хургаде в одном отеле жили, на одном этаже. Она одна, я тоже один приехал. Когда поехали к пирамидам, то я сел в автобусе рядом с ней, разговорились, и я понял, какой она приятный собеседник. Но тогда у нас ничего не было. Потом она пригнала мне свой «Вел Сатис», я специально с ремонтом тянул. Созванивались, потом пригласил ее в итальянский ресторан. И вот с того времени не расстаемся.

— Счастливые люди, — оценил Павел, — завидую вашему счастью.

Карсавин встретил Павла с распростертыми объятиями — так, словно они не расстались этим утром, а не виделись несколько дней.

— Не помешаю? — осторожно поинтересовался Кудеяров.

— Как раз наоборот, — продолжал радоваться Иван Андреевич, — с утра подготовил письменный стол, уже, можно сказать, сел за работу, но смотрю то налево, то направо, то есть то на компьютер, то на бутылочку пивка.

— Тогда не буду мешать — задам один вопросик и сразу уйду. А случайно не знаете, общалась ли Черноудова с Борисом Гуревичем?

— Вы что, — перешел на шепот писатель, — думаете, что она и его охмурила?

— Да и Люба хотела зачем-то со мной встретиться.

— Значит, все-таки она и его на крючок подцепила. Ладно, меня за губу из подводного мира — я все-таки пьяница и развратник. А Борюсика-то за что? Моралиста нашего.

За спиной Ивана Андреевича где-то в глубине зазвучала мелодия мобильника. Карсавин бросился к телефону, и тут же прозвучал его удивленный голос:

— Надо же — богатой будет! Только что о ней говорили, и вот она сама легка на помине.

И тут же ответил на вызов:

— Привет, красотка… А с чего ты взяла, что он здесь? Хорошо, передаю.

Иван Андреевич протянул аппарат Павлу.

— Я слушаю, — сказал Кудеяров.

— Я охранника на КПП просила, чтобы он мне сообщил, когда вы приедете. Он позвонил, а я сидела и ждала, когда вы мимо меня проскочите… Я сейчас прибегу…

Это было произнесено так быстро, что Кудеяров не успел ничего сказать.

Писатель, узнав, что сейчас появится жена банкира, поспешил удалиться в свой кабинет, а Кудеяров вышел во двор, чтобы встретить Любу. Открыл калитку и увидел ее, спешащую, в наброшенной наскоро и незастегнутой норковой шубке.

Женщина подбежала и выдохнула:

— Уф! Что творится-то! Еще одну убили.

— Откуда знаете?

— Из местного чата, — начала делиться Люба. — Первое сообщение аж в пять утра. А потом как посыпалось… Один ее бывший ученик написал, что она преподавала биологию, а потом решила совместить с историей… И как-то на уроке о Второй мировой войне сообщила ученикам, что за семь лет войны погибло более пятидесяти миллионов человек, а еще больше погибло животных и птиц… Но я не за этим пришла.

Она зашла в дом и поинтересовалась негромко:

— Ваня спит?

— С самого утра за письменным столом, — соврал Кудеяров.

— Ну и слава богу, — обрадовалась гостья и перекрестилась, — а то он в последнее время с какими-то мрачными мыслями ходит и еще пьет при этом. То есть выпивает постоянно. Мы тут все за него переживаем.

— А ко мне-то вы зачем пришли?