Дама с единорогом

«И почему этого не случилось раньше? — мелькнуло в голове у Мелиссы. — Тогда, может быть, мне не пришлось выходить за эту бесчувственную бочку». Собственные мысли ужаснули её — подруга страдает, а она радостно потирает руки оттого, что та отступилась от графа Норинстана. Это отвратительно, такого она от себя не ожидала: ревновать даже мёртвому и радоваться (кто знает?) его смерти как способу разрушить нежеланный брак.

— А ребёнок? Вы же носите его ребёнка. Вы его тоже не любите?

— Люблю, — вздохнула графиня и провела рукой по животу. — Очень люблю. Порой только о нём и думаю.

— Странно, Вы его любите, а мужа нет. Разве так бывает?

— Бывает, — всхлипнула Жанна. — Ребёнок — это одно, а Роланд…

Плечи её затряслись. Вспомнился муж, почудился его голос.

— Ну, Жанна, утрите слёзы! — Княгиня сочувственно коснулась её плеча. — Он этого не стоил, я всегда Вам говорила…

— Нет, нет, не говорите мне о нём! — всхлипывая, взмолилась графиня. — Пожалейте меня, прошу Вас! Видите, — она сделала над собой усилие и утёрла слёзы, — я уже не плачу.

— Хорошо, о нём больше ни слова. Но Ваше положение так деликатно…

— Брак был тайным, он даже не сказал матери.

— Я не об этом, а о ребёнке. Вы не задумывались о том, что сделает с ним баннерет? Он будет не в восторге и, скорее всего, поспешит избавиться от младенца.

— Нет! — закричала Жанна, крепко обхватив руками живот. — Я ему не позволю! Это мой ребёнок, моё любимое дитя…

— Подумайте об этом, пока есть время, — посоветовала Мелисса.

— Я распоряжусь о ночлеге. Вы ведь заночуете в Уорше? — с деланной весёлостью спросила графиня.

— Да, конечно.

— Прекрасно! Я скоро вернусь.

Она поспешно вышла из комнаты. Да, получилось невежливо, но, честно говоря, Жанна давно искала более-менее приличный повод для того, чтобы уйти и прервать этот мучительный разговор.

Бросившись на постель, графиня разрыдалась, повторяя: «За что, за что, Ро?». Её отрезвило воспоминание о предательстве мужа. Вытерев слёзы, Жанна, помолилась за упокой его души. Теперь можно было снова выйти к Гвуиллитам: совесть уже не грызла её, не скреблась по сердцу, как кошка по дереву.

* * *

Оливер осторожно вёл под уздцы коня раненного господина. Графа Норинстана по-прежнему мучили боли в боку и в груди, так что дорога давалась ему нелегко. Но он был жив — а это самое главное.

— Хватит, Оливер, у тебя ноги не железные! — сказал Роланд, забрав у оруженосца поводья. — Я прекрасно обойдусь без твоей помощи. Или ты считаешь, что из-за какой-то царапины Роланд Норинстан вдруг превратился в беспомощного ребёнка?

Оливер пожал плечами и посторонился, пропуская лошадь хозяина. Он тоже думал, что не всё ещё потеряно. Кое-кому из замка удалось спастись, у них были лошади, так что Богу придётся подождать их прибытия. Забравшись позади угрюмого солдата на сомнительного происхождения мерина, он взглянул на приближавшиеся горы. Да, им повезло, очень повезло: куда бы они делись, если бы не наткнулись на остатки защитников Норинского замка, рассеянные по всему графству. Повезёт ли им так же на родине предков сеньора?

— Куда мы едем? — спросил оруженосец.

— Сначала на запад, а потом на юг, — лаконично ответил граф. Во Францию, только во Францию! Только теперь придётся петлять, словно зайцу, путая следы. Хорошо, что он в своё время сумел припрятать часть денег, хотя бы нищенствовать не придётся.

— А на счёт посвящения — это правда?

— Какого ещё посвящения?

— Ну, тогда, в донжоне, Вы сказали…

— Что-то я не слышал, чтобы бастардов возводили в рыцарское достоинство! — усмехнулся Роланд. — Мои слова не имели силы. Но если ты и впредь будешь вести себя достойно — кто знает?

— Значит, я по-прежнему не имею права носить меч? — Оливер сник и с тоской взглянул на потёртые ножны.

— Носи, кто тебе мешает? Отныне ты становишься моим полноправным оруженосцем.

Оруженосец вздохнул и погладил рукоять. Первый меч в его жизни, настоящий меч, которым ему посчастливилось вспороть брюхо парочке через чур ретивых противников. Но он по-прежнему не был его мечом, так как был вынут из рук мёртвого законного владельца.

Пейзаж был тоскливым: неровная, поросшая вереском, равнина и нависающие над ней покрытые лесом холмы. На несколько миль — ни единой деревушки, даже ноги обсушить негде. А повсюду — люди Оснея и шерифа, горящие желанием исправить плохую работу.

— Брейди, ничего горячительного не осталось? — толкнул соседа Оливер.

— Бурдюк не у меня, — вздохнул солдат и покосился на сеньора.

— Осточертели мне эти кусты! Хоть бы речушка по дороге попалась!

— Скоро вокруг тебя будет столько воды, что захлебнёшься, — рассмеялся Норинстан. Перед своими людьми он старался держаться бодро, как прежде, но уже который день мечтал о продолжительном отдыхе, который не мог себе позволить. Порой ему казалось, что у него начинается лихорадка: кружилась голова, лоб покрывался испариной, тело будто поджаривали на сковородке и кололи тысячью игл, но каждый раз брал себя в руки, отхлёбывал немного из бурдюка и заводил разговор с Оливером, не позволяя жару и боли овладеть своим разумом.