Дама с единорогом

Выйдя во двор, баронесса увидела, как отец садится в седло. Она осведомилась о цели его поездки. Она оказалась банальной: барон ехал инспектировать дальние поля, на которых, по его словам, ленивые крестьяне и не думали работать, грозя оставить его без урожая. Кроме того, необходимо было проверить, не переусердствовали ли с вырубкой деревьев.

Вернувшись под тяжёлые мрачные своды замка, Жанна долго не находила себе места, по нескольку раз преклоняла колени перед Святой Девой, прося у неё совета, и, наконец, решилась.

Но баннерет не Бриан, его могут узнать, да он и не сможет к ней близко подойти — сразу же переполошилась её охрана. Нет, она всё время на виду… Что ж, она позволит лишь посмотреть на себя, ему и этого должно быть достаточно.

— Джуди, достань неприметную одежду, такую, чтобы в ней человек мог сойти за слугу.

— А зачем Вам? — недоверчиво спросила служанка.

— Не твоё дело! Достанешь, что нужно, и отвезёшь на постоялый двор «Зуб дракона». Дождешься там человека благородной наружности, отдашь всё ему и скажешь, что я буду в старой церкви на воскресной мессе. Ну, ступай!

— А как же Ваш отец? Он ведь с Вами поедет.

— Не поедет, не вернётся он до воскресенья. А если вернется, то никакой беды не будет: я не стану говорить с ним. Не болтай, и делай, что тебе велят!

Все девушки мечтают о любви. Мечтала и баронесса, хотя толком и не знала, что это такое. Ей казалось, что любовь — нечто эфемерное, но приятное, непременно сопровождаемое томными взглядами и глубокими вздохами.

Ещё в шестилетнем возрасте, наслушавшись от матери пересказов рыцарских романов, Жанна решила, что выйдет замуж только за храброго рыцаря с вьющимися золотистыми волосами, который будет слагать в её честь канцоны и любить до последнего вздоха.

Покойная Беатрис Уоршел тоже знала о любви только понаслышке. Ей хорошо была знакома привычка; она умела подчиняться, признавая над собой физическое и умственное превосходство мужчин, но не более. Почему? Ей просто некогда было думать об этом, нужно было хлопотать по хозяйству, заботиться о том, чтобы муж всегда был доволен, следить за детьми и рожать новых, здоровых и обязательно мальчиков. А рождались почему-то девочки, и она ужасно переживала.

Баронесса Уоршел души не чаяла в своих детях, готова была часами стоять над сладко спящим Гербертом, носить на руках, крепко прижимая к сердцу, болезненную Алисию, играть с Жанной… Но и здесь ей не давали любить. Муж ворчал, что она балует детей, и запретил ей «нянчиться» с сыновьями. Нежная, привязчивая Алисия, вторая её любимица, умерла. Жанна, тогда ещё совсем маленькая девочка, тем не менее, запомнила слёзы матери над детским гробиком, в котором в белом платьице, сложив пухлые ручки на груди, лежала Алисия…

Вот и получилось, что, пересказывая сюжеты слышанных в юности рыцарских романов, баронесса грезила о том, чего у неё никогда не было и чего бы ей самой так хотелось. Нет, муж по-своему любил её, но его любовь больше походила на крепкую привязанность, разбавленную редкими ласковыми словами, частой руганью, а временами и побоями, чем на то страстное чувство, к которому бессознательно стремятся женщины.

Когда мать умерла, Жанна на время забыла о рыцарских романах, но через пару лет снова погрузилась в сладкие грёзы предвкушения любви. И, наконец, она влюбилась. Любовь эта была платонической и не имела ничего общего с жизнью. Объект её чувства — хорошенький, словно херувим, Бриан, с длинными, до плеч, тщательно завитыми крашенными золотистыми волосами, одним прекрасным днем возникший вместе со своим отцом на пороге их дома, — очаровал её тем, что умел говорить комплименты, великолепно музицировал и был несчастен. Незавидное положение младшего графского сына казалось особенно привлекательным в глазах неопытной девочки, только-только вступившей в нежный возраст любви. Бриан, бывшим вовсе не таким несчастным и невинным, как могло показаться со стороны, ради сочувствия девушек напускал на себя выражение таинственной печали, но, тем не менее, около полугода искренне полагал, что влюблён в баронессу Уоршел. Кто знает, может, и баронесса быстрее бы разлюбила этого сочинителя бездарных стишков, если бы виделась с ним больше четырех раз, из них говорила с ним трижды.

Новый объект нежных воздыханий Жанны был несколько озадачен, когда девушка, назвавшаяся служанкой баронессы, предложила ему облачиться в недостойное одеяние.

— Что бы я переоделся слугой?! — презрительно фыркнул баннерет, свысока глядя на «немытую деревенщину», осмелившуюся предложить ему такое.

— Ну, сеньор, не подстрелишь, так и не ощиплешь! — усмехнулась Джуди, внимательно рассматривая очередной предмет любви госпожи. Надо признать, вкус её развился, и этот, несомненно, лучше того слюнтяя. — Воля, конечно, Ваша, но другого способа увидеться с ней не представится.

Ради прекрасных глаз возлюбленной пришлось согласиться.