Дама с фюрером на спине

«Почему у меня обычно нет ёлки на Новый год? Всё предельно просто: я не хочу тупо поддаваться культурному коду. Славяне, вслед за логикой обновления природы, отмечали Новый год двадцать третьего марта. Царь Пётр же в стремлении приблизиться к Западу даже на первый взгляд в мелочах ввёл сегодняшний „нелогичный“ Новый год. Создаваясь, новая обрядность (например, ёлка в качестве символа зимы в домах) передавалась другим поколениям, в процессе чего вырабатывался культурный код. В результате наши современники обладают генетической памятью, которая диктует им: „Новый год без ёлки? Нет, не слышал“. Однако разве им правда импонирует эстетика мёртвого дерева или искусственного мёртвого дерева? Пусть тогда подобные суррогат-некродендрофилы читают книги из резины. Другой вопрос, что и сам обычай „встречать“ Новый год (звучит неуместно услужливо) есть такой же культурный код, которому не обязательно следовать. Лучше было бы, оставив само последнее число последнего месяца года нерабочим, провозгласить праздник Воздержания и Трезвости. Тот факт, что это спасло бы уйму жизней, не нуждается в доказательствах. Но членам мировых правительств, видимо, плевать на чьи-либо жизни, кроме своих собственных».

Между тем прошло немного времени, и этот самый навязанный Новый год настал. Разумеется, несмотря на весь заявленный ригоризм, Миша, поддавшись культурному коду, так или иначе готовился отмечать праздник вместе со всеми. Впрочем, ёлки, как и намерения употреблять какие-либо спиртные напитки, у него всё же не было.

Решено было собрать народ на квартире у Михаила. Должны были появиться Мишины друзья и товарищи и, конечно же, так и так проживавшие с ним Алина с Варварой. Варя, впрочем, в последний момент передумала, решив отмечать дома с матерью, так как страдала из-за месячных, и её заменила Лариса. Но, к сожалению или счастью, как выяснилось, этим состав отмечавших не ограничился, так как Алина, по согласованию с Маврошкиным, позвала ещё какую-то свою подругу Свету, а та припёрлась со своим бухим парнем. Парень Светы, которого никто из отмечавших вообще не знал (едва знала лишь Алина), попытался устроить бузу на чужой вписке с приставанием к ещё более пьяной Ларе (засовывал в ухо торт, пока та спала), некорректными словами в адрес Алины и взрывом петард в подъезде. По совокупной тяжести преступлений внутренний прокурор Михаила Маврошкина запросил для засранца телесное наказание, а внутренний судья, при единодушном одобрении внутренних присяжных, вынес приговор, который сам Маврошкин не замедлил привести в исполнение. Впрочем, захватив придурка врасплох в коридоре, въ*бав головой по лицу и добавив боксёрской «раз-два», Михаил не учёл того, что грозное жало пирсинга агрессивно вытянулось во внешний мир над бородой незваного гостя. Если завершающая двойка плотно вошла в мерзкий лик неприятеля, то открывший серию удар головой нанёс больше вреда самому Маврошкину, чем объекту применения. Кровь из рассечённого стальным штырём лба полилась ручьём; срочно понадобились перекись водорода и пластырь. К счастью, перекись нашлась в аптечке машины одной из гостивших дам, а пластырь и так был в доме. Поскольку «незваный гость» всё остальное время вёл себя образцово-показательно, конфликт оказался исчерпан. Утром гости разъехались. Несмотря на то, что часть тарелок разбили, а часть бузотёр втихаря выкинул в окно; унитаз был заблёван, а рычаг спуска — сломан, в принципе, можно было констатировать, что ничего непоправимого Новый год не принёс.

Наводя днём порядок, Михаил вспоминал о тридцать первых вечерах и ночах последних месяцев прошлых лет. В интервале от двух до четырёх смен настенного календаря обывателя как минимум один Неогод для Маврошкина сопровождался физическим противодействием разной степени брутальности. К примеру, через год после окончания института Миша отмечал праздник на вписке у подруги в Химках. Звали подругу Стрелка. Там была большая компания, состоявшая опять-таки частично из «левых», никому не знакомых людей — таких, как друг соседа, приехавший погостить из другого города. Этот парнишка был весом около девяноста килограммов. Под видом того, что он, будучи изрядно пьян, прилёг на кровать рядом с двумя такими же крепко выпившими парнями с района Маврошкина, он лихо подрезал из кармана у одного из них телефон. «Терпилу», то есть пострадавшую сторону, звали Штопор. Пропажа была обнаружена на лестничной площадке. Штопор сообщил об отсутствующем аппарате, и Маврошкин тут же сделал прозвон на номер приятеля. Вор стоял ниже на пролёт, поэтому все услышали, как в кармане «крысы» зазвонил мобильный Штопора.

Однако друг соседа тут же ломанулся на улицу, чтобы, кажется, надёжно спрятать вещественное доказательство, после чего, вернувшись, стал всё отрицать.